– Сорок второй.

– Ну, надеюсь, большим не будет. Там ведь завязочки.

Говорить, что как-то не хочется надевать купальник почившей Анны, пусть он и был ненадеванным, не хотелось. Я заметила в глазах Елены Анатольевны слезы. А она хорошо держалась все это время!

– Ладно, – согласилась я. – А вы... Вы точно сможете все мне рассказать?

– Конечно, Ада. У меня уже спрашивала полиция... Сказала все, что знала. Сухие факты. А с тобой... С вами я хочу поговорить как с подружкой. Вы не против?

– Обращайтесь ко мне на «ты».

– Хорошо. И я не забыла о вашей просьбе дать вам аккаунт Аннушки. Напишу на бумажке.

Мне было слегка неловко мерить купальник. Нежно-розовый и очень открытый. А еще чужой! Но, когда я его надела, Елена Анатольевна будто расцвела. Она помогла мне завязать его и оглядела меня.

– Прямо как моя дочь! – вздохнула она. – Ада, тебе сколько лет?

– Двадцать два.

– Нет, ты постарше будешь...

И я жива.

Я сочувствующе взглянула на Елену Анатольевну. Но она, казалось бы, не нуждалась в сочувствии. Слез, которые я заметила до этого, как не бывало. Елена Анатольевна в цветастом сплошном купальнике и соломенной шляпе выглядела очень веселой и довольной жизнью.

– Ну что? Пошли, Ада, плавать и сплетничать! – Затем хозяйка дома повысила голос: – Ольга! Чай нам подай к бассейну. И принеси вина!

– Я не пью, – на всякий случай предупредила женщину.

– Зато мне без вина всего не упомнить.

В бассейне вода была нагретая на солнце. Я опустилась в нее, навернула пару кругов, и приплыла к Елене Анатольевне, которая сидела в воде на небольшой ступеньке и, глядя вдаль, пила красное вино. Ее лицо не было умиротворённым. Оно было полно затаенным горем.

– Меня полиция поначалу донимала, – начала говорить Елена Анатольевна. – Тогда я, напившись валерьянки, рассказывала, но успокоительное не помогало. И я ревела, ревела. Не знаю, поняли ли что-то из моих всхлипов полицейские. Захар ничего толком об Аннушке рассказать не мог, так как она секретничала только со мной. Как она отцу то скажет, что с женатым связалась? Тем более в восемнадцать лет.

Я вспомнила дело Соколовой Анны. В нем указывалось, что ей было двадцать. Она встречалась с женатым два года?

– Аннушка не знала, что ее любимый женат, – вздохнула Елена Анатольевна, и налила себе еще вина. – Влюбилась. Он знаки внимания оказывал. Ну, а потом уж и выяснилось, что несвободен он. Да моя доченька не смогла отпустить его. Зато смогла принять таким! Напишет ей – сразу к нему бежит. Я уж с ней говорила, мол, плохо это, да что толку? Любовь бывает глупой и слепой. Это у нас с Захаром все мирно, спокойно, без интриг и скандалов. А моя дочка, видно, не хотела так. Связалась с изменщиком! И ведь знала она, что от жены он не уйдет. Все ее устраивало. Рыдала, порой, у меня на плече, что он не полностью ее. Ну а я что поделаю? Она ни разу не произнесла фразу: «Почему я влюбилась не в того человека»? Она говорила: «Почему мой Сергуня несвободен»?

Елена Анатольевна замолчала, взяв с подноса кусок мандарина.

– Значит, любовника звали Сергей? – уточнила я.

– Сергей Павлович, если быть точнее, – усмехнулась хозяйка дома. – Преподаватель ее.

Я удивилась:

– Преподаватель?!

– Мы ее в универ отправили за образованием, а не за несчастной любовью. Но вон оно как получилось. Значит, от этого мерзавца она шла, как ты говорила? И ведь не предупредила меня, моя Аннушка! Так и знала, что от этого Сергуни беда будет!

– Значит, вы не знали, что в тот день она шла от Сергея?

– Подозревала. Но не знала. Однако полиции про этого преподавателя рассказала! Уж не знаю, о чем они говорили с ним. Мне не доложили.

– Я сама с ним поговорю, – решила я. – Все вызнаю и вам расскажу!

– А мы с Захаром тебе заплатим.

– Нет. Мы расследуем смерть вашей дочери, потому что нам на работе поручили это дело. А заплатить вы можете только за джинна.

– Ну хорошо, – кивнула Елена Анатольевна, покосившись на меня. – А что, богатая ты? От денег отказываешься, когда предлагают.

– Не богатая, конечно. Но просто так деньги не возьму.

Елена Анатольевна вскинула брови:

– Да разве ж это просто так? Ты узнаешь, кто погубил мою дочку! Кто шубу у нее отобрал!

Я припомнила свои ощущения от смерти Анны и объявила:

– Она бы и с шубой умерла. Просто чуть позже. Но тот, кто ее обокрал, всё-таки причастен к ее смерти и должен быть наказан.

– Гаденыш! – прошипела Елена Анатольевна, отпила вино и спросила: – На чем я остановилась? Сергей Павлович... Ему тридцать пять лет было, как с доченькой моей встречаться начал. Детей нет. Гол как сокол! Ни квартиры своей, ни машины, все жены его. Ну, преподаватель, что уж говорить? На лапу, конечно, берет, но разве ж много студенты дать могут? Как в него моя Аннушка влюбилась, представить не могу!

– А вы его видели? – поинтересовалась я.

– Сергуню то? Конечно, видела! Аня мне его фотки под нос постоянно совала. Гляди, говорит, какой красавец! Тьфу!

– И правда красивый?

– Да где там? Худой, морда как у примата! Рот огромный, глаза маленькие, да и на голове гнездо! – фыркнула мать Анны. – Зато с моей дочкой на маникюр ходил, на педикюр! Конечно, ногти не красил, но кутикулу убирал, сам ничего не стриг. Пилинги рук-ног обожал. Сейчас уж не знаю, ходит ли... Дочки то нет, платить некому.

– А жена знала, что у Сергея есть любовница?

– Без понятия. Если б знала, выгнала б, наверное, Серёгу своего ненаглядного.

Я промолчала. Может быть, женушка тоже безумно влюблена в этого Сергея, как и Анна, вот и терпела?

– Нет, каков мерзавец! – возмутилась Елена Анатольевна. – Преподаватель еще! Уважаемый человек! Мою доченьку малолетнюю охмурил, да еще и погубил! Ей двадцать лет было, жить и жить еще!

– Очень сочувствую вам, – вздохнула я. – Но такова ваша нынешняя судьба. И ее.

– Да уж... Твои прошлые слова немного успокоили меня. Но