— А что, если… что, если я закачу большую вечеринку с угощением? Например… ну не знаю, на День благодарения? Устрою наверху праздничный ужин и приглашу всех, кто любил Бликс, и мы все воздадим должное ее жизни. Я так с ней попрощаюсь. И поблагодарю. Сразу и то и другое.

Патрик улыбается.

— Ого, — говорит он, — только посмотрите, как вы загорелись. План грандиозный.

— Вы придете?

— Ну… нет. Но я думаю, что это правильная идея. Вы здорово придумали.

— Патрик!

Он наклоняется ко мне через стол и говорит хриплым голосом:

— Посмотрите на меня, Марни. На мое лицо. Вы и Бликс… вы единственные люди, которых я пустил в свою жизнь. Вы до сих пор этого не поняли? Единственные люди, которые целенаправленно меня навещают. Я пришлю вам печенья и тыквенных пирожков и буду поддерживать ваше мероприятие отсюда. Но сам на него не приду. Тут вступает в силу фактор уродства.

— Да вы настолько неуродливый человек, насколько это вообще возможно, — протестую я. — Вы сияющий.

— Моя толерантность к сочувственным замечаниям достигла критического предела, — изрекает он. — Так что, думаю, пора объявлять посиделки закрытыми.

Я произношу: «Патрик», — потом смотрю на него и складываю определенным образом губы, потом одариваю его самым что ни на есть выразительным взглядом и закатываю глаза, а потом говорю:

— Патрик, и вы, и я, оба мы знаем…

А потом я просто ухожу, потому что смысла во всем этом нет. Сердце Патрика закрыто для подобных вещей, и он продемонстрировал мне это всеми доступными ему способами.

33

МАРНИ

— Боюсь, тебе не понравится здешний конец ноября, — говорит Сэмми. Он ждет у меня на кухне, когда отец приедет забрать его на выходные. — Не знаю, поняла ты это или нет, но в ноябре здесь у всех начинают болеть зубы.

— Неужели! — удивляюсь я. — Я слышала о том, что облетят листья и, возможно, пойдет снег, но про зубы ничего не знала.

— Ну, мама работает у зубного врача, и она говорит, что это из-за холодной погоды. Что когда ты выходишь на улицу, то вдыхаешь холодный воздух, и зубы становятся чувствительными. А потом все идут к зубному. Так она говорит. — Сэмми принимается колотить по столешнице, как будто это барабан, потом встает и без труда проходится по полу колесом. Затем останавливается и смотрит на меня. — А еще, можно я тебе кое-что скажу? Ты знаешь, что у каждого есть суперспособность? А знаешь, какая у меня? У меня есть волшебная способность замечать, когда на часах 11:11 или 1:11. Я всегда-всегда вижу, когда там такое. Это вообще круть!

— Ого! Хорошо иметь такую суперспособность!

Я еще иногда вижу 2:22 и 4:44, хотя не очень часто.

Я изо всех сил стараюсь не рассмеяться:

— Ты явно на пути к тому, чтобы стать супергероем.

Он серьезно кивает, потом на мгновение садится на пол по-турецки, глядя на меня так пристально, что у меня замирает сердце. Прежде чем заговорить, он с трудом сглатывает.

— В общем, у меня есть план, как свести маму с папой вместе.

— Правда?

— Да, у нас в школе будет концерт, я на нем выступлю, и думаю, что они оба придут посмотреть, и тогда я выйду и сыграю на флейте, или спою, или прочту стишок, или еще что-нибудь, а потом мы все вместе пойдем поесть мороженого. Ты сможешь напустить на них небольшой приворот или еще чего-нибудь, и тогда, я думаю, они решат снова жить вместе.

— Все может быть.

— Но ты должна поворожить. Нам всего-то и нужно немного волшебства, чтобы они оба пришли на концерт и пообщались по-хорошему. Пока они только ссорятся.

— Да?

Сэмми садится за стол рядом со мной и кладет голову на локоть.

— Мама орет на папу, когда папа забывает приехать вовремя. И когда он не в той одежде. А потом говорит, что я должен сказать ему, чтобы он не приезжал с подружками, потому что она уйдет, если увидит его с женщиной.

— Но ты же сказал, что у него и подружки-то нет.

— Нет, но мама все равно волнуется. Может, боится, что он новую найдет. — Он снова водит пальцем по столу, чертя контуры такой же звезды, какую люблю чертить и я. Потом слегка улыбается мне: — Значит, чтобы ты наложила на них заклинание, нам надо поискать в книге какое-нибудь хорошее.

Я размышляю над этим.

— Думаю, мы должны использовать магию концерта, пусть она на них подействует. Сыграешь на флейте, и это будет достаточно волшебно. Прекрасная музыка раскрепощает аудиторию…

— Нет, — отказывается Сэмми, — нужно еще кое-что.

— А если это не сработает, — продолжаю я, — значит, сейчас просто не время. Потому что если чему-то суждено произойти, оно произойдет. События должны созреть. Мы не можем торопить их принудительно.

— Но ты можешь хотя бы посмотреть что-то подходящее в книге заклинаний? Пожалуйста! Я знаю, ты можешь найти там что-нибудь, что нам поможет. Одна девочка в школе сказала, что знает тетеньку-экстрасенса, которая потрет человеку голову, а потом говорит, что с ним будет. Так что я знаю, ты можешь просто прочитать нужные слова. Я бы и сам это сделал, только у меня нет волшебства, а у вас с Бликс — есть.

— Откуда ты знаешь? — спрашиваю я.

Он пожимает плечами:

— Просто знаю, и всё.

Я бросаю взгляд на полку, где стоит книга заклинаний, в которую вложено множество листочков. Ее обложка, кажется, надорвана. Странно, что в некоторые дни я даже не замечаю этой книги, а в некоторые она прямо-таки притягивает внимание, становясь самым заметным предметом на кухне, вот как сейчас.

Потом приходит Эндрю с этим своим неизменно пристыженным выражением лица (причина которого, я думаю, постоянное чувство вины), и Сэмми уходит с отцом, волоча сумку с самыми необходимыми вещами и держа футбольный мяч, предварительно оглянувшись на меня и поиграв бровками. Одними губами он произносит: «СДЕЛАЙ ЭТО», и оба они отбывают. Я еще долго сижу, пью свой чай, слушаю, как скрипит и потрескивает дом. Окна нужно помыть. Всё тут нужно помыть.

Необходимо позвонить агенту по продаже недвижимости, узнать, что я должна сделать, чтобы выставить дом на продажу. Почему я до сих пор этим не занялась?

Бедфорд, который лежит у меня в ногах, переворачивается во сне и начинает бить хвостиком — туда-сюда, туда-сюда.

Я мою посуду, подметаю на кухне пол, а потом отправляюсь подышать свежим воздухом. Ветер