марксистов, как и строки из его «Воззвания к российскому дворянству»: «Какие привилегии мы получили за то, что в продолжение половины XIX столетия мы были опорою столько раз шатавшегося в самом основании престола? Чем пожалованы мы за то, что спасли государство от раздробления и потушили в Польше пламя пожара? Что же получили мы за все это? За все эти неоценимые заслуги мы лишены всего, что у нас было…»

Внезапный переход от беспредельного анархизма к столь же беспредельной лести патриотам-романтикам является, впрочем, лишь предисловием к призыву к обманувшимся в ожиданиях дворянам: «Мы смело бросаем нашу перчатку в лицо деспота, немецкого князька Александра II Салтыкова-Романова и вызываем его на благородный рыцарский бой, который завяжется в 1870 г. между потомками Рюрика (sic) и партией Российского независимого дворянства».

Бакунин предвосхищает возникновение дворянской «оппозиции справа» – по существу, прокладывает тот вектор, который будет выбивать почву из-под ног Николая II спустя почти 40 лет. И это тот самый Бакунин, который всего четырьмя годами ранее в Стокгольме, то есть прямо по месту рождения отвергаемого теперь «поработителя славян» Рюрика, сочинял устав Международного тайного общества освобождения человечества», вместе с «Проектом организации семьи скандинавских братьев»!

Дальше – больше. В 1873 году анархист и «бросатель перчаток» рассуждает уже в совершенно великодержавном ключе: «Германия оказалась хозяйкой Балтийского моря… Уничтожено великое политическое творение Петра, а с ним вместе самое могущество всероссийского государства, если в вознаграждение утраты вольного морского пути на севере не откроется для него новый путь на юге… Уступив Пруссии преобладание на Балтийском море, Россия… должна завоевать и установить свое могущество на Черном море. Но для того, чтобы владычество ее на Черном море было действительно и полезно, она должна овладеть Константинополем».

Как можно квалифицировать эту мимикрию, происходящую с высокообразованными бунтарями, которых Лондон связывает между собой больше, чем что-либо иное? Как переворот во взглядах – или как смену идеологического задания?

Как объяснить то обстоятельство, что это заигрывание одновременно с радикальными левыми и правыми кругами, замыкающимися догматом «самого себя управления» (хоть крестьянского, хоть дворянского), расцветает пышным цветом именно тогда, когда император извне представляется если не слабой, то уязвимой фигурой?

Каким термином, кроме культурной войны, можно охарактеризовать целенаправленную манипуляцию религиозными убеждениями на «чувствительных территориях» Северо-Запада и Юга, одновременно с вмешательством в обрядовую сторону доминирующей религии, и одновременно с двойной игрой на националистических стереотипах, подогревающей одновременно панславянские идеалы и общественную активизацию еврейского этноса?

Л. Ларуш определял эту тактику термином «право-левая игра», обращая внимание на применение Лондоном этого стереотипа к самым разным обществам – от европейских империй до Третьего мира (на примерах Кении и Руанды).

В 1985 году те же члены Политбюро ЦК КПСС, которые отстаивали вторжение в Афганистан, станут самыми активными сторонниками выдвижения М. С. Горбачева на пост генсека ЦК КПСС. На уже подготовленной почве раскола интеллигенции на «левых» либералов-западников и «правых» почвенников, на фоне переписки Астафьева с Эйдельманом и прочих «заводных» активных мероприятий как бы ненавязчиво сформулируются два внешне противоположных императива – «Освободимся от подбрюшья!» и «За нашу и вашу свободу» (последний лозунг – изобретение сценаристов вышеупомянутого бунта польских пленных в 18б6году). Обе формулы эксплуатируются для одной цели демонтажа Союзного государства. Источник идеологической игры состоит из нескольких элементов, но одним из них, несомненно, является Советский фонд культуры, при котором на средства Роберта Максвелла издается журнал «Наследие». Издатель – активный участник англо-советской дипломатии, того «стратегического альянса» Горбачева и Тэтчер, который служит стартом для демонтажа всего Второго (социалистического) мира. Биографы Р. Максвелла считают, что ему принадлежала ключевая роль в подстегивании войны между Ираном и Ираком в начале 1980-х гг. Другим источником сверхприбылей для «социалиста» и агента трех разведок Максвелла были поставки технологий в СССР в обход ограничений СОСОМ, а третьим, самым крупным бизнесом была сама перестройка.

Ахиллесова пята благородства

На рубеже XIX и XX веков Россия увлеклась сразу тремя геополитическими соблазнами: советники Государя, в частности П. М. Бадмаев, проектировали экспансию в Китай, а кризис Оттоманской империи открывал перспективы контроля над Константинополем и над Палестиной. Главным геополитическим конкурентом России в вышеназванных регионах была Британская империя, достижению которой собственных целей на Ближнем и Дальнем Востоке могло бы помешать лишь одно препятствие – русско-германский альянс.

В 1895 году кайзер Вильгельм пытается заключить стратегический союз с Россией. Но поздно – русская дипломатия уже бесповоротно сориентировалась на Лондон, подписав договор о границе в Афганистане, а теперь рассчитывая на «дружественный» раздел остатков Османской империи. Уже в 1895 году Парвус, тогда «работающий социал-демократом» в Германии, предрекает русско-японскую войну, а в 1904 году – Первую мировую.

Британские стратеги совершенно не намереваются делиться с Россией геополитическим выигрышами. Лорд Керзон обеспокоен усилением российского влияния на Балканах, а германского – в Индии. Казалось бы, опыт 1905 года, когда трудно не заметить, что «уши» организаторов Кровавого воскресенья торчат из Лондона, должен служить грозным предупреждением – по меньшей мере, к осторожности в дипломатии с «названными братьями» – Великобританией и Францией. Однако уже в 1907 году заключается трехсторонний союз, противопоставленный Германии и Австро-Венгрии. И с этого времени либеральная пресса намеренно и упорно «уличает» императрицу – полунемку, полуангличанку – в германских симпатиях.

С российской стороны трехсторонний пакт готовит посол России в Лондоне Александр Константинович Бенкендорф. Его родной брат, Павел Константинович, в феврале 1917 года будет рядом с императором при его отречении. В 1921 году большевики позволят ему эмигрировать в Эстонию.

Уже в 1912 году Россия оказалась на грани войны с Австро-Венгрией – не столько и не столько из-за имперских аппетитов, сколько из-за придворных интриг, хорошо заметных извне. Слухи о соперничестве В. Кн. Николая Николаевича и его супруги с государем уже видны в трениях вокруг правительственных назначений.

Между тем, как вспоминал экс-премьер и министр финансов В. Н. Коковцов, еще в июне 1912 года кайзер Вильгельм предлагал России рассмотреть вопрос о «о необходимости устроить Европейский нефтяной трест в противовес американской Стандарт Ойл, объединяющий в одну общую организацию страны-производительницы нефти – Россию, Австрию (Галицию), Румынию, и дать такое развитие производству, которое устранило бы зависимость Европы от Америки».

Но пресса – правая и левая – поднимает тему зловещего Распутина, который якобы уже полностью «контролирует» умы царской семьи. Придворный мистик регулярно давал неадекватные кадровые советы, но точно определял источник геополитической опасности, пытаясь предотвратить конфликт России с Германией. Это удавалось в течение трех лет – но реальные «контролеры» уже убедили государя в «надвигающемся конфликте двух рас – романо-славянской и германизма».

Во