Шрифт:
Закладка:
- Что ж, на этом, думаю, пора прощаться! Всего наилучшего, герр Ноах, фру Аннабель! Бай- бай! – откровенно издеваясь, помахала ручкой. Блеющие козы, недовольный Ноах, испуганная Аннабель выехали со двора на мясниковой повозке.
А я обратилась к зрителям...
Глава 64
Из дневников Нинель Лунд, виконтессы Флетчер
Октябрь 1774 года, поместье Мозеби
* * *
- А теперь у меня вопрос к вам, уважаемые зрители. Что привело вас сюда? – серьезно спросила я толпу, все еще стоящую во дворе монастыря, после отъезда Аннабель с мясником и козами..
Выяснилось, что их подговорила прийти – для массовки – Аннабель, но товарищи имели и собственный шкурный интерес: они тоже желали покинуть юдоль скорби, в которую превратилось их существование на моих землях.
Будучи в возрасте старше 35- ти, мужчины по действующему закону имели право сменить местожительства, получив от владельца земель такую же отпускную, как я только что написала. Вместе с семьями, они намеревались устроиться на парусную мануфактуру Ольсенов, где их уже ждут.
- Занятно…Ну что же, вольному – воля, спасенному – рай. Подходите, я напишу нужные бумаги. Можете покинуть деревню уже сегодня. За имущество сколько хотите? – я не намерена пускать их обратно, значит, надо лишить надежды на возвращение раз и навсегда.
То ли товарищи не осознали, что делают, то ли рассчитывали на мою прежнюю мягкость, но, получив желаемое и услышав сказанное, немного растерялись.
- А может…– писнул кто- то…
- Не может! Вы же не один день думали? Прекрасно! Аннегрете, сколько, примерно, могут стоить их дома?
- Да не больше пяти далеров каждый, госпожа…– ответила пришедшая в себя скотница. – Там старье одно, потому и хотят уйти…
- Ивер, Гуннар! Тридцать далеров найдется? Отлично! Пишем расписки, что вы получили от меня по десять далеров, довольны, согласны и претензий, как и желания вернуться, не имеете. Всего хорошего! Завтра Ивер приедет проверить дома. Все свободны, ступайте с богом!
Будущие пролетарии как- то вяло двинулись в деревню…Я же думала об их детях…Но не уговаривать же людей, взрослые как никак! Или они именно этого ждали? Ай, к черту все! Не нравится жить по моим правилам – не надо! Кому- то нужен пряник, а кому- то – только кнут...Все познается в сравнении.
Поиграли в любовь народную и хватит! Его пример – другим наука…Но как же противно… Нет, пусть Эйдан занимается хозяйством, я лучше романы писать буду и платки вязать, как примерная жена и образцовая помещица. И идеи подбрасывать при случае…
* * *
Из дневников Нинель Лунд, виконтессы Флетчер
Декабрь 1776 года, поместье Мозеби
О- хо- хо, давненько не брала я в руки шашек! Два годика с лихом…Да уж, закрутила жизня…С чего же начать- то, раз уж взялась? Промежуточные итоги подвести? Новый год на носу…
Как- то не задумывалась я особо в ТОЙ жизни о смысле своего существования…Проживала день за днем в суете, только последние годы очнулась, успела кое- что отхватить- понять, все равно не до конца.
Да я и здесь про смысл этот не думаю, если честно, просто каждый день проходит так, что, вслед за Островским, могу смело сказать – мне не будет мучительно стыдно перед второй (странно- то как) смертью: мои годы на острове прожиты не бесцельно и не зря!
Пусть не все получилось и получается, и, думаю, не все и получится из задуманного, однако то, что сделано, наполняет меня гордостью… Дивлюсь на дело рук (хотя все же больше слов) и тихо радуюсь, что предложенное приносит пользу и людям, и миру.
Это пафос, конечно…Но и реальность нетривиальна. А главное, у меня в этой жизни все хорошо! Прошлое было серым, тусклым, вялым – так оно мне сейчас видится, а настоящее – яркое, многоцветное, бодрое! Каждый день наполнен заботами, открытиями, общением…Не праздные, скучные будни, а маленькое торжество жизни в самых незначительных, на первый взгляд, ее проявлениях…
Символом этого стал мой сын, Эйнар, зеленоглазое золотоволосое чудо, плод нашей любви (пусть это и высокопарно звучит) с мужем! Родился он – и мне казалось, мир заиграл новыми красками!
Я стараюсь не пропустить ни единого мгновения его роста:первый крик, первый глоток молока из моей груди, первую улыбку, первый самостоятельный переворот в кроватке, первый зубик, первый неловкий шажок и первое слово… «Папа!».
В тот момент надо было видеть ошеломленного Эйдана: он так смешно вытаращил глаза, тряхнул головой, подхватил сына и давай его тормошить, требуя повторить! Малыш заливисто хохотал, сверкая жемчужинками зубов, и удовлетворил просьбу, четко выговорив «Мама!»
Наверное, если бы не домочадцы и «старики- разбойники» в лице графов и герра Пауля, стала бы я типичной квочкой типа Наташи Ростовой, носящейся с испачканными подгузниками и махнувшей рукой на остальное окружение! И, слава богу, что не дали!
Одно меня расстраивало: я сожалела о том, что первому сыну, оставленному где- то в другой реальности, я не уделяла столько внимания и любви…То ли молодая была, то ли обстоятельства тому не способствовали, то ли все вместе…После родов я часто плакала, просила у ТЕХ моих родных прощения и у бога для них – мира и счастья…
* * *
У нас в Мозеби теперь целая ясельная группа «на выезде»! Рожали- то дамы по очереди, разница у детишек в два- четыре месяца, и эта точно будущая банда!
Первой на свет появилась дочка Петерсенов, Эллен или Элле, серьезное трудолюбивое (в мать) очаровательное каштановолосое создание, не склонное к авантюрам, но пользующееся всеобщей любовью семьи и всех обитателей Мозеби.
За ней последовали близнецы Лейф и Лиам –крепыши Гуннара и Аннегрете, чье рождение потрясло сдержанного бывшего воина до основания, можно сказать. Аннелиза, смеясь, поведала, что отчим долго молча сидел с каменным лицом, а потом разрыдался…Мужики подкалывали его, что, мол, испугался, что не прокормишь? Конечно, дело было в другом – Гуннар не мог поверить в свое счастье…Несмотря на трудности передвижения, следит и ухаживает мастер на все руки за детьми наравне с матерью и сестрой и очень гордится собой, жалея лишь об отсутствии Сорена.
Разродились и молодые: «детсад на лужайке» пополнился дочками Лейса и Матиаса и сыном Яниса. Айрис напугала меня тогда сильно: никто не ожидал, что у резвушки- горничной ребенок пойдет попкой…Девочка мучилась, и Фрида решилась на отчаянный шаг – попытаться перевернуть плод…
Лейс , по моему, поседел тогда, я и сама боялась так, что не знала, куда себя деть, и только вспоминала наше с ней знакомство, ее болтовню и заботу,
