Шрифт:
Закладка:
– И то верно, – соглашался Игнасио Роха, – а то они в свою картауну по половинке ведра за раз закидывают. Хорошего пороха на них не напасешься.
* * *
… После обеда в тот же день приехали Сыч с Ежом. Как их в соседнем уделе за купцов принимали – непонятно. Небритые, оба воняют, одежда грязная, у обоих ножи на поясе. И шуба Сычу нисколько не помогала, на тихой дороге таких встретишь – так перекрестишься: истинные разбойники.
– Так вы что, экселенц, этому купчишке-выкресту денег дали?
– Дал, – согласился Волков.
– Ну, считайте, что в реку бросили, – махнул рукой Сыч.
– Что совсем от него толку не будет?
– Думаю, что толку от него будет мало, – ответил Фриц Ламме, а сам без спроса сел за стол, не снимая грязной шубы.
Товарищ его был не так фамильярен, скромно встал за стулом Сыча. А Волков не то чтобы растерялся, но вздыхал безрадостно: он на купчишку уже надеяться стал.
– Что, совсем не сгодится нам? Глуп?
– Да не глуп он, – набрался смелости заговорить Еж. – Просто для нашего дела не подходит. Трусоват.
– Верно, – поддержал товарища Фриц Ламме. – Не о том думает все время. Ему говоришь, что да как, а у него глаза стеклянные, в них дыбы да палачи, палачи да дыбы. С такими мыслями в нашем ремесле удачи не жди.
– И что, забрать деньги обратно? – спросил Волков невесело.
– Вот и мы было так подумали, а потом поговорили с ним и выяснили, что у него есть знакомец один на том берегу, – встрял Ёж, не давая сказать Сычу.
Фриц Ламме посмотрел на него осуждающе: куда, мол, вперед меня?
Лопоухий Еж продолжать не решился, закатил глаза, а за него продолжил Фриц Ламме:
– Знакомцев-то у него много, я переписал их всех, купчишки в основном, но один нужный человечек имеется.
– Что за человек? – спросил кавалер.
– Писарь казначейства славного города Шаффхаузена Веллер, – сообщил Сыч едва ли не с победным видом.
«Да, это интересный человек, тут сомнений быть не может».
И словно подтверждая его мысли, Сыч продолжил:
– Кто первым узнает, если город вздумает снова войско собирать?
То-то и оно… Писарь казначейства, никто другой. «Верно, верно, верно, но согласится ли он „дружить“?»
И снова Сыч прочитал его мысли:
– Наш купчишка, этот Гевельдас, говорит, что писарь молод, едва женился и небогат, значит, нуждается в деньгах жене на подарки, как и все молодые люди.
– А сумеет ли наш купец с ним договориться? – спросил Волков, хотя по ухмылкам этих неприятных людей уже видел, что у них на сей счет уже есть мыслишки.
– В том-то и дело, что черта с два, – радостно сообщил Сыч.
– А чего же ты тогда радуешься? – нахмурился Волков.
– Да я тут одно дело придумал, если выгорит, то будет он наш, – снова встрял Еж.
– Цыц, ты, полено лопоухое! – одернул его Фриц Ламме. Он посмотрел на Ежа снизу вверх весьма неодобрительно. – Куда вперед лезешь, вот не буду тебя больше в приличный дом приглашать. Лезет он… – Сыч передразнил Ежа: – «Я придумал…» Молчи уже, дурень! – И тут же продолжил рассказывать: – Купчишка наш нипочем с писарем не договорится. Но он может его вызвать в Лейдениц по какой-нибудь надобности, по торговле или… да хоть в гости. Это мы потом обдумаем еще, а как тот пожалует, тут уж его прямо на пристани и встретим. Наш будет, не отвертится.
– Точно, – подтвердил Еж, – уж нам бы только до него добраться.
Мысль эта очень кавалеру понравилась. Да, толково было придумано.
– Я купцу десять золотых дал, – сказал он, думая о деле. – Семь заберите, раз он для дела не подходит, так и трех ему будет довольно, пять для писаря берегите, а два… Коли дело выгорит, вам в награду пойдут.
– А вот за это спасибо, господин, – сразу обрадовался Еж.
– Да ты свое хлебало хоть прикроешь сегодня, а? – опять осадил его Фриц Ламме.
– А чего? Я ж поблагодарить…
– Закройся, говорю, за что благодаришь-то? Еще не сделали ничего, деньги еще не наши, а ты уже благодаришь…
– Идите! – махнул рукой Волков. – Мне нужен этот писарь, нужно, чтобы служил он мне. Уговорите его, а не сможете… Сами опять на тот берег поедете.
Фриц Ламме и лопоухий и лысый Еж сразу стали серьезными и уставились на кавалера настороженно, пытаясь разгадать, шутит он или всерьез говорит.
Глава 34
Кажется, честный и славный город Мален никогда не видал такого праздника. Десять тысяч талеров! Десять тысяч! По большим улицам, что вели к кафедралу, специальные повара, нанятые в Вильбурге и Ланне, забивали телков, тут же насаживали туши на вертела и принимались делать жаркое. Жарить было велено с перечной, острой и поэтому дорогой поливкой. Тут же пивовары выбивали в бочках днища и разливали пиво всем желающим. Пирожники и булочники раздавали белые булки, детям давали пряники. Стража как бы должна была следить за порядком, но стражники тоже являлись людьми и пиво брали себе первыми, а уж дальше… Дальше – как пойдет.
В городе стоял шум, звенели колокола, аркебузиры после пива то и дело стреляли в воздух. По городу вместе с шумом и колокольным звоном плавал кислый пороховой запах, в очередях за мясом вспыхивали ссоры, но в общем, все было весело. И главное: все знали, что происходит.
А на площади перед главным собором вообще было не протолкнуться. Утром, еще до рассвета, по городу разнеслись слухи, что тут раздают конфеты и вино, и молодежь со всего города собралась еще до рассвета. И все слухи были правдой. Помимо конфет и вина раздавали сыр и добрые куски ветчины с белыми булками. Стража перегородила улицы, чтобы на площадь не въезжали кареты, тут и так было не развернуться. Пиво лилось рекой, вина тоже хватало, и от изрядного скопления веселых людей запах на площади стоял тоже изрядный.
* * *
На улицах праздник, а в доме купца Кёршнера суматоха. И суматоха шла с глубокой ночи. Многие слуги, да и не слуги тоже, спать сегодня не ложились.
– Куда же вы смотрели, вы что, не видели, что шарф не в тон фате! – выговаривала госпожа Ланге служанке.
– Ах, госпожа, то не тот шарф, сейчас тот подам, – отвечала служанка, тут же исправляясь.
Госпожа Ланге теперь была удовлетворена. Она покрыла плечи Урсулы Видль легким прозрачным шарфом и обняла ее.
– Вы прекрасны, молодая госпожа.
Урсула Видль тринадцати лет, в великолепном синем платье, расшитом отличным жемчугом, в белилах
