Изложив все, что требовалось по части статистики, наш гид дает нам возможность снова любоваться рекой. В нижней части города, у причала, — мы опять попадаем в мир сегодняшней техники. Гигантские грузоподъемные краны. Большие ослепительно-белые корабли. Прекрасным контрастом к ним — на правом берегу чудесный зеленый заповедник. Пальмы всех видов. Обезьяны, резвящиеся на деревьях.

Великий соблазн — погулять по заповеднику. Но мы неуклонно выполняем свою программу. А по программе — нас ждут в гости на советский корабль, стоящий в Калькуттском порту. Разве можно обмануть ожидания земляков, стосковавшихся по свежим людям с родины!

Сначала заходим в наше торгпредство, где живут три грузинских семьи. Это специалисты по чаю. Именно через их руки проходит знаменитый индийский чай, который так любят казахи. Живут они здесь тесным аулом. Дети говорят по-грузински.

Но вот появляется машина с дипломатическим номером. Это прибыл наш морской представитель в Калькутте, который должен доставить нас в порт.

Одного взгляда на морского представителя достаточно, чтобы определить его темперамент. Внешне он напоминает тех самых капитанов, чья «улыбка — это флаг корабля». Залихватски сбитая набекрень фуражка, блистающая золотой отделкой, тщательно подстриженные баки… Бесстрашный капитан из английского романа.

Только английским хладнокровием наш капитан отнюдь не отличался. Его появление — словно вихрь. Увлекательно и быстро говорит, выкладывая одновременно свои планы, впечатления, воспоминания. Уловив, что Исаак Голубев прирожденный одессит, представитель произносит целый восторженный монолог в честь Одессы, которая, оказывается, и его родина. В общем, мы опомнились от этого натиска, только уже оказавшись в машине. Вымолвить словечко, вставить хоть какую-то реплику в тот поток информации, который обрушился на нас, нам, понятно, не удалось.

О чем только мы не услыхали! И о советско-индийских торговых отношениях, и о порте Калькутты, и о данных корабля, куда мы направляемся, и о политическом положении в Бенгалии, и о погоде, и опять-таки еще об Одессе-маме. Чудесный вообще-то малый, что называется, душа нараспашку. Охотно прощаем ему некоторую излишнюю экзальтированность, от которой, как говорят казахи, голова становится с казан.

Советский корабль, куда мы пришли как гости, называется «Марнеули» по имени небольшого грузинского городка. Корабль привез сюда оборудование для нового металлургического комбината, строящегося с помощью Советского Союза. В порту Калькутты он стоит уже несколько дней, и неизвестно, сколько еще придется простоять. Дело в том, что рабочие местного порта бастуют. С высоко поднятым красным знаменем и с лозунгами-требованиями они прошли у причала мимо корабля.

Капитан корабля — это антипод темпераментного морского представителя, привезшего нас сюда. Несловоохотлив, хотя и принимает нас приветливо. В каждом его движении чувствуется опытный руководитель, вполне овладевший нелегким коллективом моряков. Это один из тех людей, с которым сразу чувствуешь себя так, точно сто лет знаком.

…Тема посещения где-нибудь за рубежом советского корабля имеет уже в нашей журналистике свои традиции. Выработался даже некий устоявшийся стандарт. Принято восторженно живописать радость свидания, атмосферу патриотического подъема и трудового энтузиазма, царящую на корабле, доказывать моральное превосходство советских моряков сравнительно с людьми капиталистических стран…

Что касается меня, то я предпочитаю подобным декларативным общим местам, основательно стершимся от частого употребления, передачу живых конкретных впечатлений. Думаю, что надо исходить из своеобразия и неповторимости каждого отдельного случая.

Конечно, и нас моряки встретили радушно. Но без тех гиперболических братских объятий и поцелуев, которые так любезны сердцам пишущей братии. Нам показали корабль. Удивительно, что громадный корабль водоизмещением в четырнадцать тысяч тонн обслуживается командой всего из сорока человек. Условия труда и быта моряков превосходны. Главное — они защищены от изнурительного калькуттского зноя. Кондиционирующая установка работает на корабле безотказно. Каждый человек обеспечен отдельной каютой. На корабле неплохая библиотека, в кают-компании — частые сеансы кино.

Приятно отметить, что на встречу с нами моряки пришли с огоньками живого любопытства в глазах. Чувствовалось, что это для них не просто очередное «культмероприятие», а встреча, от которой действительно можно чего-то ждать для души.

Окидываю взглядом аудиторию. Есть и женщины. Но основная масса — молодые крепкие ребята, глядящие на нас в упор с выражением требовательного ожидания.

Каждая новая встреча с читателями для меня всегда событие, всегда испытание. Никогда не знаешь, вспыхнет ли между тобой и слушателями та волшебная искорка подлинного контакта, без которой всякий разговор будет только вялым повторением общих мест. Кроме того, мне почему-то всегда кажется, что говорить на обычную тему «над чем работаете?» как-то не совсем скромно, что этим ты как бы выносишь на всеобщее обозрение свое сокровенное, личное. Точно раздеваешься публично.

В этой поездке мое положение руководителя делегации дало моим спутникам возможность всюду выталкивать меня на трибуну первым.

Выхожу. Произношу все, что положено, вплоть до сакраментальной фразы «Когда мы пришли на ваш корабль, нас охватило радостное волнение. Мы будто вступили на клочок родной советской земли…» Рассказываю о целях нашей поездки, о встречах с деятелями культуры, резонерствую на тему о пользе личных контактов…

После моего выступления наступает тишина. Неловкая пауза. И вдруг просит слова один из моряков, воплощение здоровья, крепко сколоченный, смуглый, со вздернутым веселым носом. И сразу загорается та самая желанная искорка контакта с аудиторией. Пробегает тот самый шорох, который в газетных отчетах обозначается как «оживление в зале».

Нет, вовсе не потому, что оратор умиляется нашей встречей. Наоборот, именно потому, что оратор дает нам жару, или, как говорят казахи, заставляет нас лезть обеими ногами в один сапог… Он предъявляет претензии советским писателям. Легковесно, поверхностно изображаете вы жизнь моряков, говорит он.

— Вот вы сказали «клочок родной земли». А представляете ли вы себе жизнь на этом клочке? Знаете ли вы, что на таком прекрасном корабле, в сверкающих чистотой каютах мы иной раз обалдеваем от тоски, ностальгии, своей изоляции от мира. Ведь не год и не два мы так плаваем. Всю жизнь. Годами не видим своих жен и детей. Дальнее плавание… Вам кажется это очень романтичным. В своих книгах вы и не пытаетесь реалистически вскрыть оборотную сторону этой романтики.

Из дальнейшей речи выясняется, что оратор — радист корабля.

— Слушаю почти весь мир, — все с тем же задором заявляет он, — да и вижу мир собственными глазами. И часто хочется сказать писателям: не обращайтесь с нами, как с детьми младшего возраста. Вспомните, как говорил Маяковский: «Барскую спесь скорее донашивай! Массы разбираются не хуже вашего!»

Речь радиста всех всколыхнула, а нас задела за живое. Почивалов