Глаза внимательно осматривали подвал. Он уже собрался было прыгнуть вниз, но тут кто-то из его дружков, из тех, кто обнаружил запасы вина на кухне и из тех, кто успел порядочно приложиться к ним, с силой оттащил юношу со шрамом от проема и всунул ему в руку полную кружку. Тот сопротивлялся с неожиданной силой, можно было подумать, что от этого зависела его жизнь. Ватага друзей, не слушая возражений, потянула его на улицу…

Он был Иваном Савиным – жителем города Клин, некогда входившим в состав Тверского Великого Княжения.

Они ворвались на рассвете. Никто не верил, что царь пойдет на такое. Сегодняшний день изменит многие думы. Если останется, кому изменять.

Молодые, на лошадях с разгоряченными битвой лицами, не щадящие детей, стариков, женщин. Жителям Клина они показались адскими всадниками Апокалипсиса, неизвестно за какие грехи начатого здесь…

Притороченные к седлам метлы и собачьи головы вызывали еще большее сходство с адовым воинством. Ну а то, что они творили…

Паника, ужас на лицах, отовсюду слышатся крики насилуемых женщин, умирающих мужчин, замерзающих детей.

Старики выбегали из домов с иконами в руках, полагаясь на защиту то ли святых образов, то ли своего почтенного возраста.

Они ошибались и в том и в другом.

Иван видел, как один, совсем еще молодой опричник с едва заметным шрамом на румяных, разгоряченных битвой и морозом щеках, прямо с седла, наотмашь, одним ударом перерубил и старика, и выставленную им как защиту икону. Святой лик божьей матери, распавшись на две половины, упал в снег, чтобы быть затоптанным конскими копытами.

Опричник со шрамом посмотрел на него.

Не помня себя от страха, Иван побежал, а позади, неотвратимо, как сама судьба, догонял стук копыт и истерический хохот.

- Шибче, шибче гони!

Иван обернулся. За ним скакало уже трое всадников. Они свистели, что-то кричали, будто на охоте. Охоте, где дичью был он…

Иван забежал за угол деревянной избы и здесь нос к носу, точнее носом к шее, столкнулся с красивым черным конем.

Упав в снег, Иван поднял глаза.

На вороном жеребце, сгорбившись, сидел высокий человек. Теплая соболиная шапка надвинута почти на самые брови, из-под которых точно угли горят два глаза.

Вокруг всадники в богатых одеждах на прекрасных лошадях.

Ивана как громом поразило. Царь! Он видел Иоанна Васильевича, когда тот несколько зим назад приезжал в Троицкий монастырь поклониться образам.

Почувствовав слабую надежду, Иван стал на колени и так и пополз к стременам, где припал губами к красному сафьяновому сапогу.

- Пощади! Кормилец, царь батюшка, не губи душу. Век за тебя молиться буду, хочешь, слугой твоим стану, преданней собаки. Только пощади! – Иван вновь припал к спасительной царской обуви.

- Полно те, - царь нетерпеливо дернул сапогом.

В этот момент из-за поворота вылетела гыгыкающая орава преследователей.

Несмотря на протесты царя, Иван вцепился в его ногу, словно в ядреную молодку. В этот момент даже десяток воинов не смогли бы оттянуть мужика от обувки.

При виде лично своего благодетеля, опричники присмирели.

- Чево кучкуетесь? – сурово глянул на них царь. – Аль дел других мало?

- Вот, - обвинительно ткнул перстом в едва живого Ивана опричник со шрамом. – Убегал от нас, собака!

Царь задумчиво посмотрел на своего воина, перевел взгляд на продолжавшего причитать Ивана.

- Век за меня молиться, говоришь?

Иван быстро закивал и даже попробовал перекреститься, не отпуская сапога.

- Энтова не трогать! – распорядился правитель. – Надо и о душе подумать. Но гляди у меня! – царь пригрозил ему кулаком с зажатой нагайкой, - шоб как следует молился, за душу раба божьего Иоанна Сына Василия! – и уже миролюбивее добавил. - Ногу-то отпусти, чего присосался, чай не брага!

Дружный хохот был ему ответом.

Царь повернулся к одному из сопровождавших.

- Мишка, проследи, шоб не тронули!

Ударив пятками своего жеребца, Великий Князь поскакал дальше. Он не видел, как налились злостью глаза молодого опричника.

Каждый раз Рипу каким-то чудом, в последний момент удавалось спастись.

… он был мальчишкой гугенотом Мишелем Мерлиньи в Париже, в конце лета 1572 года. Они ворвались в их дом ночью. Вооруженные люди с белыми повязками на руках. Хотя нападавших было всего двое, казалось, целая свора кровожадных убийц заполнила дом.

Разрубленная алебардой, упала его мать, от того же оружия умер его дядя-ростовщик, пригласивший прошлым летом семью брата к себе в Париж.

Один из нападавших – огромный, с засученными рукавами, занес окровавленный топор и вогнал его в спину пытавшегося скрыться отца.

Мишель к своему ужасу узнал в убийце их соседа – мясника из лавки напротив. Тот всегда здоровался и почтительно обращался к дяде.

Что случилось с этими людьми?

Мясник повернул к Мишелю забрызганное кровью лицо со старым, начинающемся на лбу и терявшемся в дебрях черной бороды шрамом.

От страха Мишель не мог двинуться с места.

В этот момент в тесном помещении прогремело два выстрела. Мальчик увидел, как зашатались и упали оба убийцы.

Он не сразу заметил на верхнем пролете лестницы старшего брата – Жерома. Тот отбросил ненужные теперь пистоли.

- Скорее! – Жером протянул руку. – Сюда могут прийти остальные.

Бедный Мишель сам не помнил, как разоружал мертвых. Жером в это время вытаскивал деньги из тайника дяди. Когда Мишель стаскивал повязку с руки мясника, к своему ужасу он заметил, что тот был еще жив…

… он был бушменом – чернокожим коренным африканцем. Они пришли в их деревню среди белого дня.

Страшное слово «коммандос» было самой смертью. Фермеры-буры, вооруженные до зубов, убивали всех. Мужчин, стариков, женщин, маленьких детей.

Подросткам повезло больше, если это можно назвать везением, их отводили в сторону под охрану двух негров-готтентотов. Со временем они превратятся в рабов.

Он притворился мертвым, в одной из хижин. Сквозь проем двери он видел, как рыскает по деревне маленький коммандос со шрамом на левой щеке. Он переворачивал каждый труп и пристально всматривался в лица.

По счастью, его друзья, утолившие жажду крови, несмотря на протесты маленького фермера, потащили напарника из деревни. Он так и не дошел до нужной хижины.

Иногда он помнил кто он, иногда лишь смутный проблеск мысли напоминал о том, прошлом Рипе Винклере.

В такие минуты, мгновения целостности сознания, Рип понимал, что он не управляет временем, перемещением. Возникающими инкарнациями или аватарами. Пока Рипу интуитивно, шестым чувством удавалось изменять реальность и разрушать планы Баалина, часто в последний момент.

… шрам