в плен или угрозе их попадания в плен по не зависящим от них причинам. В любом случае, Лебедев отвечал за своих подопечных головой, а потому члены Военного совета КБФ не имели права протестовать, если дивизионный комиссар Лебедев что-либо организовывал во имя их безопасности. Даже если бы адмирала Трибуца убило бы на мостике «Кирова» попаданием случайной авиабомбы, дивизионный комиссар Лебедев нёс бы за это ответственность, поскольку не убедил командующего в данный момент не находиться на мостике. А потому адмирал Трибуц согласовывал с дивизионным комиссаром многие свои планы и поступки, а дивизионный комиссар Лебедев, со своей стороны, выполнял порой самые «деликатные» приказы командующего, что он опять-таки обязан был делать, разумеется, докладывая об этом своему командованию по линии НКВД. Приказы, передаваемые по линии НКВД, всегда имели верховенство над приказами, идущими по линии флота, даже если это были приказы от самого наркома ВМФ. А потому дивизионный комиссар Лебедев, не очень разбираясь во всех тонкостях военно-морского искусства, всегда должен был знать обстановку несколько лучше и подробнее, чем командование флотом.

Именно комиссар Лебедев всего два часа назад сильно испортил настроение адмиралу Трибуцу, представив ему рапорт о том, что благодаря халатности (граничащей с преступлением), проявленной некоторыми службами штаба КБФ, и открытого предательства со стороны экипажей в Таллинне оставлены, а в настоящее время уже наверняка захвачены противником грузопассажирский пароход «Виире» грузоподъемностью 164 т, имеющий статус военного транспорта с бортовым номером 573; грузопассажирский пароход «Сальми» грузоподъемностью 185 т, также имеющий статус военного транспорта с бортовым номером 588 и грузопассажирский пароход «Сатурн» грузоподъемностью 402 т. Все три судна ранее принадлежали Эстонскому государственному морскому пароходству.

Кроме того, из-за нежелания разагитированных немецкой агентурой экипажей покидать Таллинн в гавани остались: буксиры «Пернов» и «Уна», коллектор «Рамм-Тыстелев», водолеи «Моторвелаев» и «Яан Тээяер», а также неустановленное количество более мелких судов.

В рапорте отмечалось, что о подобных настроениях некоторой части эстонских и латвийских моряков Особый отдел КБФ неоднократно докладывал командующему, представляя списки судов и людей. Однако никаких практических мер командованием флота принято не было, что фактически привело к массовому переходу личного состава мобилизованных пароходов на сторону противника вместе с плавсредствами. В докладе отмечалось, что командование флотом, предупреждённое о намерении массового предательства со стороны «отдельной части» эстонских и латвийских моряков, обещало перед уходом уничтожить указанные пароходы, но не сделало ничего.

В заключении рапорта особо подчеркивалось, что силами Особого отдела КБФ под угрозой немедленного расстрела всей команды удалось вывести в море грузовой пароход «Эргонаутис» грузоподъемностью 205 т, имеющий мобилизационный номер 537 (ВТ-537), чей капитан, ссылаясь на аварию в машине, пытался задержаться в гавани до прихода немцев и сдать им более 300 человек из числа активистов советской власти эстонского происхождения. В конкретных условиях привлечь к ответственности капитана парохода Э. Саара не представлялось возможным, равно как и убедиться, действительно ли машина парохода находится в аварийном состоянии. Три оперативных сотрудника Особого отдела находятся на борту, и в дальнейшем следствие покажет, имела ли в данном случае место попытка измены Родине или нет.

Адмирал Трибуц, читая этот рапорт дивизионного комиссара Лебедева, не произнёс ни звука, но хорошо понимая, что второй экземпляр документа будет передан (если ещё не передан) командованию Лебедева в НКВД, только сказал стереотипное: «Хорошо. Потом разберёмся», — как будто речь шла о пропаже бушлатов с какого- нибудь вещевого склада, а не о прямом саботировании строжайшего приказа самого товарища Сталина за номером 270 от 16 августа 1941 года, т.е. менее двух недель назад, что дивизионный комиссар Лебедев не преминул отметить, поскольку уже имел приказ от своего руководства собрать на Трибуца как можно больше компромата. Зачем? Это уже был вопрос, выходящий далеко за пределы того, что было положено знать дивизионному комиссару Лебедеву.

А положено ему было знать всегда, где находится командующий и где он предполагает находиться в ближайшем будущем. В настоящее время адмирал Трибуц находился на мостике «Кирова», а потому дивизионный комиссар расслаблялся за шахматной доской. Не он рекомендовал адмиралу Трибуцу командовать переходом с флагманского мостика «Кирова», но уж коль это произошло, необходимо было продумать ряд мер, чтобы обеспечить «доставку» (именно это слово употребил Лебедев позднее в своем «чекистском» отчёте) в Ленинград, поскольку предполагалось сразу же отдать командующего флотом под трибунал, чего сам Трибуц, разумеется, не знал. Материала для трибунала уже было собрано вполне достаточно. От бездарного руководства флотом с момента открытия военных действий и паникёрства до оставления в Таллинне ряда судов и почти четвёртой части личного состава. Поэтому дивизионный комиссар Лебедев был просто обязан знать все о планах командующего.

А планы были таковы. В случае, если оставаться на крейсере «Киров» было бы невозможно из-за конкретно сложившейся боевой обстановки (подрыв на минах или вывод крейсера из строя авиацией противника, или по иным причинам), адмирал должен был перенести свой флаг на эскадренный миноносец «Яков Свердлов», с которого ранее собирался руководить всем переходом. Поэтому «Якову Свердлову» было приказано следовать с левого борта крейсера, чтобы по получении условного флажного или радиосигнала быть готовым подойти к «Кирову» и снять с него адмирала.

Кроме «доставки» в Ленинград адмирала Трибуца у дивизионного комиссара Лебедева было ещё немало хлопот.

Необходимо было «доставить» в Ленинград и Правительство Эстонской ССР. В первую очередь предсовнаркома Лауристина и всю коллегию республиканского НКВД во главе с Куммом и Кингисеппом. Всю коллегию погрузили на эсминец «Сметливый», кроме оперотдела, который возглавлялся Кингисеппом. Куда девался Кингисепп, Лебедев пока не знал, и это его озадачивало. Не сбежал ли к немцам, как его приятель, секретарь ЦК Сярре? Всё это озадачивало комиссара, но не очень волновало. Его командованию хватит и одного наркома Кумма, а если Кингисепп исчезнет, Кумму будет на кого валить.

В последнее время все как будто что-то почувствовали и стали вести себя несколько странно, как учуявшие неладное тараканы. Председателя совнаркома Эстонии Лауристина с его аппаратом было решено поместить на ледокол «Суур-Тылл», который должен был следовать почти непосредственно за тральщиками, как и «Сметливый», в теоретически «мёртвой» минной зоне. Но тот на ледоколе не появился. Судя по всему, намеренно опоздал. Заявил, что пойдет на эсминце «Володарский». Наверное, чтобы по пути заручиться поддержкой Бочкарёва. Так и не удалось получить точных данных — прибыл Лауристин на «Володарский» или нет. Если он исчезнет, это будет досадно, поскольку именно Лауристин мог дать убийственные показания о связях адмирала Трибуца с изменником Сярре!

Дивизионный комиссар Смирнов сделал очень неудачный ход конём, напав на ферзя дивизионного комиссара Лебедева. Тот улыбнулся, потер свои тонкие