После госпиталя, полковнику представили отпуск, отстранив от всех дел, а для него сидеть без стоящего дела было настоящим адом. Он хорошо понимал, что существует наказание бездельем, но для него оно оказалось самым страшным, для деятельного, энергичного человека.

Вечером 14 февраля 1993 года, Начальник оперативного управления Генерального штаба собрал в своем, кабинете офицеров отделов и стал своим монотонным голосом вводить в оперативную обстановку на Агдаринском направлении, которая была противоречивая.

После изложения информации он объявил, что двум офицерам необходимо выехать на фронт и на месте уточнить сложившееся положение. После этого наступила пауза. Офицеры понимали всю сложность обстановки и приказ выехать на фронт встретили молчанием. Отводили взгляд, стараясь не смотреть на начальника.

Нарушив тишину, тот продолжил:

— Так, кто может выехать и на месте помочь местным командирам? — спросил начопер прекрасно понимая, что времена Александра Матросова прошли, и никто добровольно голову в петлю не сунет.

Сам по себе он был неплохим офицером. Закончил академию, работал в крупных штабах. В нем сочетались исполнительность и трудолюбие, но бог его обделил смелостью и поэтому в течение второго года войны дальше кабинета МО и ГШ не выезжал. Он был чисто штабным офицером, про которых вспоминают только тогда, когда надо сделать хороший доклад или подготовить красивый отчет. Его зам, был подстатьи ему приспобленец был еще тот. При всех переплетениях в Баку, они оставались на своих местах, сменив уже четырех МО, которых президенты меняли как перчатки, после сдачи армянам очередных прифронтовых районов. Заместитель начальника оперативного управления ГШ тоже имел академическое образование, но оно было хорошее в мирное время, а на войне, кроме высшего образования, нужна была еще средняя сообразительность, которой бог обделил его. Взгляд начопера остановился на заместителе.

Увидев взгляд шефа, тот мгновенно подскочил и четким поставленным голосом заявил:

— Товарищ полковник, разрешите доложить вам лично свои соображения?

После такой решительности своего зама, поступила команда вернуться в свои кабинеты и ждать указаний.

Пройдя к себе, полковник открыл сейф и достал автомат, связанные воедино два магазина от ручного пулемета, по 45 патронов в каждом, две гранаты и общую академическую тетрадь, с конспектами по тактике, с которой он никогда не расставался.

Домой звонить не хотелось, так как там и без звонка была напряженная обстановка. Жена жила в ожиданиях третьего ребенка, шел девятый месяц, и со дня на день должны были ее увезти в госпиталь. Младшие детишки, привыкшие к одиночеству, помогали матери, как могли, не решаясь спрашивать про отца.

Дверь в кабинет резко открылась, и вошел начопер управления ГШ, увидев разложенное оружие, остановился, и молча присел на край стула. Наступила тревожная пауза.

Начальник управления никак не мог пересилить себя и отдать приказ, да и полковник не торопил его. В эту минуту ему хотелось закричать на него, ударить, унизить, спросить:

— Почему ты такой, разве мать тебя родила таким трусом, разве тебя не учили смелости и отваге, разве ты не помнишь, как погиб Шикар Шикаров, твой друг, однокашник? — но ничего он этого не сделал и не сказал, просто взяв вещевой мешок, стал складывать в него свое имущество.

— Понимаешь, — не выдержал начальник, — у моего заместителя недавно родился ребенок, и он не может оставить жену в таком положении, — да и справка у него есть, что тоже болен, — он засуетился, доставая из кармана какую-то бумажку.

Вот эта бумажка и вызвала яростный гнев полковника. Забыв всю субординацию и понятие дисциплины, он резко пнул стол, выхватив ячейку из стола с бумагами, перевернул ее и высыпал на стол все ее содержимое. Дальше было как в тумане. Он тыкал начоперу в лицо списки погибших своих солдат в Шуше, списки без вести пропавших, вперемешку с письмами их родителей. Справки от престарелых родителей, у которых единственного сына выловили на улице и отправили в Карабах. Что-то кричал, о своих малолетних детях, которые второй год не видят своего отца, только в госпитале, после ранения, о жене, которая не знает ни одного азербайджанского слова и ждет третьего ребенка.

Вспышка ярости прошла так же внезапно, как и наступила, обессиленный он присел на стул. Все это время, пока он кричал, тот не проронил ни одного слова, только бледнел и отчаянием кусал губы. Алая кровь, выступившая у него на губах, заставила успокоиться полковника. Тишину нарушила трель телефона. Дежурный по МО разыскивал начальника управления ГШ.

Тот встал и хотел что-то сказать, но полковник не дал ему это сделать:

— Пошли со мной одного из своих офицеров, свободно владеющих азербайджанским языком, так как по опыту знаю, как придется трудно там, на фронте, без родного языка и не обижайся на меня, все мы люди, все мы человеки, — как можно мягче закончил он свою мысль.

Начопер ушел, сказав, что он пришлет офицера, а полковник сел писать письмо жене и детям, хотя прекрасно знал, что не отправит его, как и те, которые он написал на фронте, и сейчас, перетянутые тонкой ленточкой, они хранились в сейфе.

Но не успел он достать чистый листок бумаги, как из разведывательного управления пришел майор Олег Нестеренко и сообщил, что должен выехать в Агдарю и, если товарищ полковник не против его присутствия, он бы хотел поехать вместе с ним на одной машине, так как ему служебную не дают.

Взяв сигарету, он устало закурил, выпуская клубки дыма, внимательно рассматривал стоящего майора. Парень высокого роста, крепкого телосложения. Смотрит прямо, взгляд не отводит. Голубые глаза, русые выгоревшие на солнце волосы, смуглая кожа на лице, крепкий подбородок и плотно сжатые губы, говорили о том, что он многое уже повидал и был не из робкого десятка. Выдержав пару минут, в ходе которых он оценивал этого парня, невзначай, так, между прочим, заметил, что ему не нужны попутчики, но если он ищет приключений, то он их может обеспечить.

Олег скривил на лице подобие улыбки и сказал, что всегда жаждал этого и если поездка будет веселой, то он пойдет за вещами. После его ухода, пришел капитан Касымов, который почему-то при входе, сдернул с головы свою фуражку. Он доложил, что начальник управления приказал ему выехать с полковником на фронт в роли переводчика и помощника, если есть такая необходимость. Пряча глаза и теребя в руках фуражку, Касымов сообщил, что он, конечно, не против, поехать, однако он никогда не держал в руках оружие. В Советской