Шрифт:
Закладка:
— Придется остаться здесь и научить их жить по-другому, — сказал он Зеркону после ухода старейшин. — А ты поезжай в Кийгород. Я дам тебе золото. Отвезешь Ильдике. Пусть передаст его детям Карпилиона, чтобы ни в чем не нуждались, и скажет, что их отец был великим героем, а то ведь чего только про него не плетут.
— Это точно, — согласился Зеркон. — А что им сказать о вас?
— Обо мне?.. Ничего. Для них я — Мунчук, породивший аттилу. Для римлян — Флавий Аэций. Для норков — захожий старец. Пророчество видьи исполнилось. Для меча я стал слабоват, но меня называют лекарем и при этом чествуют словно героя из-за того, что вправил какой-то вывих…
— У сына старухи другое мнение. Он считает, что вы совершили чудо.
— Уж не ты ли подкинул ему эту мысль? — усмехнулся Аэций.
— Может, и я. А, может, пришла ему свыше, — хитро ответил карлик. — Я знал, что вы из богов. А теперь это знают все.
Через день он поплыл в Доростол, чтобы оттуда пойти на торговом судне в Кийгород. Перед тем, как расстаться, они тепло по-дружески обнялись.
— Ждите к весне с новостями, — сказал на прощанье Зеркон.
Но ни к весне, ни к лету, ни к следующей осени Аэций его не дождался.
Несколько лет спустя
— Что это за место? — спросил молодой похожий на варвара воин, лицо которого было одновременно и грубым, и миловидным, как бывает у потомков древних родов.
— Название я не знаю, но тот, кого мы разыскиваем, находится здесь, — ответила высокая накинувшая на голову темное покрывало женщина, которая вполне могла бы сойти за его немолодую мать.
От города к жилищу норикского старца они пошли пешком. Видом это была высокая башня, оставшаяся от разрушенной землетрясением крепости. Летом здесь было зелено. Отпущенное на волю цветение укрывало развалины пестрым мохнатым ковром.
Издали казалось, что башню никто не охраняет, но стоило подойти поближе, как тотчас же из незаметных за деревьями укрытий появились лучники, все как один низкорослые, крепкие, и суровыми голосами спросили, чего им надо. О старце ходила слава, что лечит болезни, посылает еду голодным, выкупает пленных, а значит, золото у него водилось, и его, разумеется, охраняли.
— Передайте, что пришли от Зеркона, — представилась женщина смиренным голосом.
Один из лучников не спеша удалился в башню, но вскоре вернулся и на этот раз припустился бегом.
— Оставьте оружие и ступайте за мной, — велел он гостям.
— С какой это стати, — возмутился воин. — С оружием я ни за что не расстанусь!
— Прошу тебя, сделай, как они говорят, — урезонила его женщина. — Иначе нас просто не пустят. А ты ведь хочешь узнать о своем отце?
— Хочу, но меча не отдам. Где это видано, чтобы у воина забирали меч!
— Забирают не навсегда, а на время пока мы побудем в башне. Здесь такие обычаи. Придется им подчиниться.
Последний довод, видимо, прозвучал убедительнее других. Поупиравшись немного, воин все же отдал оружие. То же самое сделала женщина, отвязав от пояса нож, и лучник повел их в башню.
* * *
Внутри было пусто и чисто. Откуда-то сверху падал призрачный свет. Из серого сумрака выступали каменные ступени.
— Поднимайтесь. Дальше я не пойду, — сделал предупреждение лучник. — И смотрите, не спотыкайтесь. Наверху ступени крутые.
— Благодарю за заботу, — ответила женщина и первой направилась к лестнице. — Надо же. С виду угрюмый, а сколько в нем благородства, — заметила она шедшему сзади молодому спутнику. — Сразу видно, кто у него наставник.
— Кто? — не понял тот.
Женщина лишь улыбнулась.
Каменные ступени становились у́же. Края дорожных накидок быстро скользили по ним наверх. Все выше и выше.
Вот и келья отшельника. Дверь приоткрыта.
Старец стоял спиной, неподвижный, словно утес, но заслышав шаги, обернулся. Узнать в нем того, кто когда-то командовал римской армией, было почти невозможно. В нем изменилось решительно все. От внешнего вида до манеры себя держать. Скромное нисподавшее с плеч одеяние доставало ему до пят. Седые длинные волосы свешивались на грудь. Такой же длинной и белой была борода. Прежним остался разве что взгляд, которым он встретил вошедших к нему чужаков.
* * *
«Ильдика?» — Аэций с удивлением посмотрел на женщину, стоявшую на пороге.
А кто это рядом? Может быть, сын Руа?
— Примите нас с миром, — меж тем говорила Ильдика, делая вид, что впервые видит Аэция. — Пришли мы издалека. Направил нас один человек.
Зеркон, надо думать.
— Он сказал, что вы помогаете добрым людям.
— А сам почему не пришел? — спросил Аэций, чувствуя внезапную пустоту.
— Нет его. Ослабел внезапно и умер, — ответила Ильдика. — Перед смертью просил передать вот это.
Она протянула Аэцию крохотный резной амулет, принадлежавший Зеркону.
Аэций взял его, подержал в руке и повесил на шею.
— Золото, которое он привез, я отправила в Великую Степь, — сказала Ильдика. — Обо мне вы, наверное, знаете. Живу, как и раньше, в Кийгороде, управляю землями Скифии. Каждое лето бываю на Волхе. В том самом месте, где схоронили того, кто нам дорог…
Она старательно избегала имен, но и так было ясно, о ком говорит. Об аттиле. Странно, что притворяется перед сыном Руа. Или это кто-то другой?
Ильдика заметила взгляд, устремленный на воина, которого привела с собой.
— Это не Ирна. Это сын Эдикона — Одоакр, — сказала она. — Он не знает, что стало с его отцом. Зеркон утверждал, что об этом знаете вы.
Аэций опустил глаза. Об Эдиконе он слышал в связи с посольством к подставному аттиле. По достоверным сведениям Эдикона убил Орест, служивший у гуннов нотарием, а заодно кормившийся у Хрисафия, евнуха императора Феодосия. Теперь, после смерти обоих, Орест подвизался в Константинополе и, кажется, занимал там какую-то важную должность. Убив Эдикона, он вряд ли предвидел, что к Аэцию явится сын убитого и, если сказать ему правду, уж можно не сомневаться, воспылает жгучим желанием отомстить за отца.
«Зачем ты его прислал», — укорил Аэций Зеркона, как будто тот находился рядом. — «Ты ведь знаешь, что стало с моими детьми из-за мести. Я потерял своих сыновей и не позволю кому-то еще повторить этот путь».
— Зеркон ошибся, — сказал он Одоакру. — Я ничего не знаю о твоем отце, но уверен, что ты проживешь достойную жизнь.
— Без отца я никто, — сокрушенно произнес Одоакр.
— Без отца ты такой же человек, как и все, — возразил Аэций. — Иди в Италию и наймись на службу. Знаешь, как говорили у нас в казарме? Сейчас ты никто, а завтра станешь великим.
— Вы служили в армии?