напоминаешь мне того, кем я когда-то был, кого я гордился. И ты даёшь мне надежду, что я смогу снова стать им. Я не знаю, понимаешь ли ты, насколько это важно для меня.

— Я понимаю. — Слова слетели с её языка мгновенно. — Поверь мне, я понимаю.

С мягкой улыбкой Кочин протянул руку и взял её за руку. Они были в перчатках; жест был не актом целителя сердец, а человеческим — просто два одиноких человека, которым отказали в великих обещаниях их города, поэтому они нашли смысл в маленьких актах связи.

В костяном кольце на её шее.

В близости их тел.

И в том, как он сжал её пальцы просто для немого обещания, что она никогда не будет одна.

Этот жест, каким бы малым он ни был, был достаточен. Её грудь сжалась с далёкой, незнакомой болью. Не боль, не грусть.

Мир, свобода…

…и то последнее слово, которое она не осмеливалась произнести вслух.

Глава 26

Наступила ночь, лампы засветились мягким светом. На плавучем доме Нхика и Кочин собирали свои вещи — полупустую бутылку санкурониума и все необходимое для второй кражи. Все, что могло стать уликами, они обрабатывали исключительно в перчатках.

Они отправились к медицинскому центру Теумана пешком. В темноте здание выглядело зловеще: арочные окна были погружены в тень, а широкие двери напоминали тюремные ворота. Она видела, что в соседнем отделении скорой помощи за медицинским центром всё ещё кипела работа, но передняя часть здания погрузилась в тишину, словно в смерть.

На стоянке был всего один экипаж с затемнёнными окнами, но Нхика знала, кому он принадлежит, прежде чем Трин открыл дверь. Он и Мими вышли, и Нхика почувствовала эхо прошлого, увидев этих двоих в автокарете, как тогда, когда встретила их впервые. На этот раз Мими была не в белых, а в тёмных шелках, и Трин не был так нервозен. С пистолетом на бедре и крепкими скрещёнными руками, Трин был готов.

— Я войду при первых признаках опасности, — пообещал он, подарив им тот единственный, надёжный кивок, которого она привыкла ожидать.

— Не оставляйте следов, — добавила Мими, желая удачи.

С тихими подтверждениями Нхика и Кочин направились к медицинскому центру, но Мими задержала её за рукав, прежде чем та успела уйти.

— Нхика, — начала она, её глаза были опущены, выражая что-то между застенчивостью и нервозностью. — Я хотела сказать тебе, на случай если забуду позже, что я пришла не просто довести дело до конца. Я пришла ради тебя.

У Нхики от удивления приоткрылись губы. — Ради меня?

— Чтобы извиниться. За… всё, правда, — сказала Мими, выглядя смущённой. — Я сказала много вещей, о которых сожалею, и никогда не должна была обвинять тебя. Но ты всё равно вернулась — излечила Хендона. Это больше, чем мы заслуживали.

— Ты всё ещё планируешь заплатить мне, когда всё закончится, верно?

Мими засмеялась. — Полагаю, что да. Мы позаботимся, чтобы ты была в порядке. Я хочу видеть тебя счастливой. И если это будет с ним, то пусть будет так. Я не думаю, что смогу снова увидеть его в своей жизни, так что перед тем как ты уедешь с ним, я хочу помочь тебе найти твоё счастье. В знак благодарности. Мы не забудем этого, Нхика. Я не забуду тебя.

У Нхики на душе стало тепло. Вот каково это — быть запомненной? Теперь она понимала, почему Конгми строили свои кладбища и возводили мавзолеи.

— Я тоже не забуду тебя, — пообещала Нхика. И потом, поддавшись порыву, она положила ладонь на голову Мими с той же фамильярностью, как если бы та была сестрой. Мими не отвернулась от этого прикосновения; она лишь засияла.

— А как же иначе? — проговорила Мими с улыбкой. — Я уверена, что имя Конгми будет следовать за тобой, куда бы ты ни бежала в Теумане.

Это вызвало смех у Нхики. — Будь добра к Трину, — сказала Нхика, бросив усталый взгляд на телохранителя с перекрещёнными руками, стоящего у автокарета. — Я скоро вернусь.

Подмигнув на прощание, она присоединилась к Кочину у медицинского центра. Они выбрали дверь, которая выходила на стоянку, и она принялась работать над ней отмычками. С таким количеством практики за последние недели замок поддался легко. Тихо они проскользнули в здание, оставив Мими и Трина ждать снаружи.

Эта дверь вела в главный вестибюль, обширный и пустой. Стулья выстроились вдоль зоны ожидания, как надгробия, а арочные окна разбросали длинные полосы лунного света по белой плитке. Нхика услышала эхо тиканья механизмов где-то в коридоре, машины работали по оставленным командам, и ей пришлось напомнить себе, что она не верит в привидений. Но сколько людей умерло в этих стенах? Сколько с неоконченными делами?

— Я никогда не видел это место таким пустым, — прошептал Кочин, его дыхание застыло в благоговении. — Это почти красиво.

— Это не то слово, которое я бы выбрала, — ответила она. — Скорее что-то вроде 'жутко'.

— Боишься привидений? — поддразнил он.

— Боюсь стать одним из них. Мать Создательница знает, что меня не пустят в рай.

— Не волнуйся. Мы можем избегать хирургические отделения. Специально для тебя.

— И не потому, что его кабинет находится всего лишь наверху? — спросила она. Четвёртый этаж, если она правильно помнила.

— Конечно, не поэтому. — Лунный свет осветил его мальчишескую улыбку.

Их шаги эхом разносились по лестнице в тишине. Нхика не помнила, чтобы подъём был таким длинным, но каждый звук становился возможным ночным охранником или потерянным врачом скорой помощи. С таким открытым, атриальным планом этажа, Нхика чувствовала себя уязвимой, её силуэт выделялся в лунном свете каждый раз, когда она проходила мимо окна. Но вскоре они всё-таки достигли четвёртого этажа, где свернули в коридор.

Этот коридор дал им уединение стен. Нхика помнила этот путь при дневном свете, суету секретарей, врачей и исследователей. Теперь каждое их шаг, отдаваясь эхом, звучал как мёртвая тишина. С его тёмными лакированными стенами и пушистым ковром, коридор напоминал внутренность гроба. Длинный коридор тревожил её; она ожидала увидеть призрачную фигуру в его конце. Никого не появилось, прежде чем они добрались до кабинета доктора Санто, но она всё равно почувствовала облегчение, когда они вошли внутрь.

Это была знакомая комната. Здесь, среди тёмного дерева и редких окон, Кочин зажёг лампу.

— Сюда, — сказал он, ведя её вглубь. Они прошли мимо стойки, шкафов и осмотровых комнат, прежде чем достигли дубовой двери в конце. На матовом окне были написаны блестящие буквы: САНТО КИ ШОН.

Кочин попробовал ручку — заперто, но это было им на руку. Только у