Шрифт:
Закладка:
Вышло не так много, человек пятьдесят.
— Может, кто-то ещё режет и насилует в коридорах, — мрачно ответил тот. — Или заперт в каюте. Но мы ничего не можем с этим поделать. Надо, наверное, запускать эту штуку, чем бы они ни была. Инструкция не оставляет мне вариантов.
— Так запускай, — сказала Тамара, — чего ты ждёшь?
— Не могу, — признался Давид, — не мой уровень. Я за снабжение отвечал. Еда, вода, воздух, логистика, поставки... Куда мне такая ответственность? Не поднимается рука, веришь?..
— Дай сюда, — сказал я, забирая у него ключ.
Отдал без сопротивления.
— Ты уверен, пап? — спросила меня Катя тихо.
— Вообще ничуть, — ответил я, вставляя карту в прорезь на пульте.
Со звонким щелчком откинулась металлическая крышка, под которой большая красная кнопка.
— Эпично, — кивнула Тамара. — Как в кино. Жми.
И я нажал.
Глава 26. Новое поколение
— Роджер, вставай, — тихо позвал меня Кот.
Открыл глаза — лежу в спальной нише катера. Только по спящему рядом ребёнку сообразил, что это симуляция, а я в капсуле.
— Тебе пора, — сказал искин. — Скоро её мать восстанет, так сказать, из своего хрустального гроба. Лучше бы тебе её встретить сразу, мало ли что.
— Как моя голова? — спросил я, осторожно освобождая плечо от спящей на нём Кати.
Девочке по-прежнему лет тринадцать, наверное, возраст — это не то, что можно поднять с бэкапа.
— Не лучшим образом, — подтвердил мои опасения Кот. — Но сон во сне, во-первых, помог тебе что-то вспомнить и не рехнуться окончательно, а во-вторых, я немного оптимизировал фоновые процессы. Пришлось кое-чем пожертвовать, конечно...
— Например?
— Ну, теперь у тебя тут обычный катер, без второго отсека, видишь?
Я посмотрел — да, вместо нештатной двери теперь стандартный люк в двигательный отсек. Подошёл, поскрёб ногтем комингс — такое впечатление, что он просто нарисован на стене.
— Ну, зачем тебе технический трюм в симуляции? — недовольно сказал Кот. — А ресурсы экономятся.
— А Катя так и останется ребёнком?
— Да, прости, четыре года жизни — это тебе не отсек в катере, их не перерисуешь заново. Зато её модель стала занимать в твоей битой памяти на треть меньше места, и за счёт этого я высвободил ресурсы, которые позволят тебе протянуть ещё немного. Правильнее было бы удалить её совсем, но у меня как-то лапа не поднялась. Это мой первый и наверняка последний творческий шедевр, столько труда вложено... Всё, просыпайся, время.
Оптимизация, произведённая искином, помогла. Багровые надписи «Кровь на воздух» меня больше не преследуют, мёртвые тела с перерезанными глотками не тянут ко мне окровавленные пальцы, воздух не пахнет порохом и выпущенными кишками. Коридоры буксира и баржи выглядят восхитительно скучно, как им и положено.
Катенька, то есть, простите, Екатерина Шерп, судовладелец и погонщик искинов, выпала мне на руки из капсулы. Она ещё не очнулась окончательно, и я, подхватив приятно округлое в нужных местах тело, понёс её в сторону шлюза. На барже рекреации не предусмотрено, что наводит на нехорошие подозрения о будущем лежащих тут в капсулах людей.
— Как её состояние? — спросила Катерина.
О, я вынес женщину в коридор, и она больше не в «слепом пятне» искина.
— Нормальное для выхода из гибера, — ответил я. — Все показатели в норме. Но будить её лучше там, где есть возможность ввести восстанавливающие препараты.
— В технической кладовке есть каталка, — Катерина заботливо подсветила нужную дверь.
— Не помешает, — согласился я.
Донести Катеньку на руках было бы очень романтично, но, во-первых, я не в лучшей форме, а во-вторых, она этого всё равно не вспомнит.
В переходе между шлюзами невесомость, и каталка только мешает, но зато по коридорам буксира мы прокатились легко и изящно. Прихватил препараты из рекреации и поднял каталку на лифте на главную палубу. Уложил женщину на кровать в каюте номер четыре, посмотрел на безмятежное красивое лицо и прижал к руке пневмоинъектор. Хватит спать, бывшая дорогая! Семейные проблемы догнали тебя!
Проснуться от комплексной тонизирующей инъекции — совсем не то же самое, что выпасть из капсулы на пол при экстренном выходе, но полный компенсирующего раствора желудочно-кишечный тракт никуда не девается. Поэтому Катенька, окинув меня мутным спросонья взглядом, приподнялась, села на кровати, огляделась, нашла глазами дверь санкабины и, пошатываясь, устремилась туда. Звуки из-за закрытой двери подтвердили, что процесс очищения организма идёт бурно во всех направлениях, и я принялся раскладывать на столике остальную химию.
Вскоре женщина вернулась в каюту. Лицо бледное, руки дрожат, коленки подгибаются, но глаза уже осмысленные. Проснулась.
— Что... ты... тут...
— Всё потом, — перебил её я, — выпей сначала пробиотик.
Я подал стакан с белой суспензией, Катенька кивнула и принялась хлебать безвкусный раствор.
— Теперь витамины и прочее, — я принял из её рук опустевшую посудину и помог добраться до кровати. — Вот так, ляг, сейчас станет легче.
— Что... ты... где... Катя?
— Минутку, — я ввёл антишоковый коктейль, и лицо её стало расслабляться по мере того, как отпускала посткапсульная мигрень.
— Почему... в её... каюте?
— Дверь была открыта. Тут замок отключён, но это долгая история.
— Катерина, статус! — сказала женщина громко.
— Она тебя не слышит, у неё тут слепое пятно. И да, это ещё одна причина, почему ты именно тут. Хотелось поговорить без свидетелей.
— Ах, да… — женщина откинулась на подушки и прикрыла глаза. — Ладно, говори ты. Что с Катей?
— Если ты про нашу дочь, то она умирает в капсуле. Не знаю, как долго ещё протянет, показатели падают, похоже на внутреннее кровотечение.
— О, чёрт… Где мы? «Новая Надежда», я имею в виду.
— На подлёте к «Форсети».
— То есть, в конце концов, ты всё-таки сделал тот чёртов траверс?
— Вкратце, да. Это долгая...
— Неважно, потом, — отмахнулась она. — На станции есть госпиталь.
— Станция загоняет нас в карантин, на который у нас нет времени.
— Я решу этот вопрос, но мне нужно... Как там оно было?.. А, да: «Азора на палубе лапает розу», — произнесла она бессмысленную фразу, и я на секунду подумал, что её мозг тоже пострадал в капсуле.
— Приветствую тебя, Мать! — откликнулся динамик на стене. — Простите, до этого