решившись её зарезать, в его воображении всё выглядело совершенно иначе, увидев бегущих к нему сотрудников охраны, теперь уже преступник запаниковал. Он яростно принялся кричать, чтобы все отошли назад и позволили ему расправиться с этой «тварью». Утверждал, что это она во всём виновата, и, если его не послушаются, он перережет писательнице горло. Терять ему нечего.

Посмею предположить, сумасшедший фанат захотел выставить себя мучеником, идущим на жертву во имя великой цели, раз уж всё зашло так далеко. Тут подобный образ мысли всё ещё в ходу. Он захотел заработать свою минуту славы, стать услышанным и понятым, что для него казалось немаловажным. Поскольку в отеле планировалось проводить не съезд политиков, не появление мировых звёзд, не футбольный матч, а довольно заурядное собрание обычных писателей, рамки металлодетекторов на входе в Рётте не устанавливались. Они бы только испортили его безукоризненный внешний вид и вселили в посетителей чувство тревоги. Поэтому такую меру безопасности управляющий отелем посчитал избыточной.

Люди на аллее от такого внезапного поворота событий растерялись и забеспокоились, а сотрудники охраны нерешительно остановились, боясь спровоцировать его на исполнение угрозы. Понятное дело, сейчас будет вызвана полиция, этим делом займутся профессионалы, всех зрителей попросят срочно покинуть место происшествия. Нужно, чтобы у преступника не возникало соблазна устроить кровавое шоу, чувствуя мнимую поддержку и внимание толпы. Может, у него от этого окончательно сорвёт крышу. Вон как глазки быстро бегают по сторонам и дрожит рука. Явно сильно нервничает. На стандартный призыв отпустить заложницу, преступник не отреагировал, вполне справедливо опасаясь быть схваченным.

Счёт пошёл на секунды, прежде чем прибежит ещё больше охранников и оцепит территорию. Нас, невольных свидетелей крушения его завышенных надежд и её веры в собственную безнаказанность, оттеснят за некую границу безопасности.

Как всегда, в подобных критических ситуациях у меня сработал, назову его: синдром Джеймса Бонда. То часами бессильно бьюсь, не в состоянии придумать стоящий план, то он рождается сам собой, появляясь словно озарение.

— У тебя есть бумага и ручка? Быстрее! — тихо и предельно серьёзно прошептал растерявшейся Хаякаве, не понимающей, как такое возможно.

Как и большинство японок, знающих, что они живут в стране с одним из самых высоких показателей личной безопасности, в развитом, современном обществе законопослушных граждан, воспитанных на традициях, столкнувшись лицом к лицу с угрозой для жизни, девушка оказалась к ней не готова.

— А? — непонимающе посмотрела на меня Хаякава.

— Говорю, дай бумагу и ручку. Прямо сейчас, — приказал командным тоном, пользуясь её растерянностью.

Как и любая другая девушка, Хаякава не ходила без сумочки, а в сумочке у неё должно быть всё.

Мгновенно собравшись и став серьёзной, Хаякава поспешила удовлетворить моё требование. Ещё не понимая для чего они нужны, моя спутница интуитивно почувствовала, что это действительно важно. В такие моменты на споры нет времени.

Получив требуемое, я приказал Хаякаве стоять на месте и ни во что не вмешиваться. Пригрозил оторвать голову, если ослушается. Сейчас мне было не до сантиментов. Пока она со мной, я за неё отвечаю. Когда разойдёмся, пусть делает что хочет. Похоже, девушка это тоже поняла, как и то, что я не шутил, поэтому Хаякава молча кивнула.

Под таким углом она меня ещё не видела. Изобразив максимальную безобидность и чудаковатость, с робкой-решительностью, как её понимал, направился к преступнику, держа руки на виду. В одной зажав ручку, а в другой листок, вырванный из записной книжки.

— Стой! Ты что задумал? Назад! — заметив меня краем глаза, преступник немедленно развернулся, прячась за заложницу, как за живой щит.

— Спокойнее, друг. Прости, что вмешиваюсь. Я не собираюсь тебе мешать. Прости ещё раз. Не злись, — быстро залепетал с показным смущением и беспокойством, покосившись взглядом на его нож.

Я замедлился, но не остановился. Установив зрительный контакт, со всей возможной искренностью принялся объяснять.

— Если ты всё равно её убьёшь, позволь напоследок взять автограф. Пожалуйста. Только один автограф, и я немедленно уйду. Честно. Буду очень благодарен. Не жадничай. Ты же не такой, как она? Правда?

Потряс бумагой и ручкой, привлекая к ним внимание, показывая этим, что я не вооружён и не опасен. Что такой же очередной придурок, как и он. Психологический приём с противопоставлением — стар как мир, но всё ещё действенен.

Зрители поражённо зашептались, то ли осуждая, то ли одобряя мои действия, приняв их за попытку мирно разрешить опасную ситуацию. Охранники напряглись. Они стояли с другой стороны дорожки и не успевали меня заблокировать. Им моя самодеятельность, как впрочем и самонадеянность, определённо не понравились. Глупость сделаю я, а отвечать потом придётся всем вместе. Знакомые мне женщины тоже занервничали. Токугава опять принялась всё снимать на телефон. Впрочем, этим же делом занялось ещё несколько человек. В нашем мире уже что ни случись, первым делом очевидцы бросятся не помогать, не заботиться о своей безопасности, не возвращаться к работе, а снимать забавные видосики.

— Автограф? Её? — выпучил глаза преступник, опешив от столь неожиданной просьбы. — С ума сошёл?

Не ему меня в этом обвинять.

— А почему нет? — я наивно удивился, продолжая играть на публику, усиливающей эффект. — Знаешь, сколько потом этот автограф стоить будет? Он станет знаменитым. Тебе что, жалко потратить секунду, что потом превратится в вечность? Больше же такого шанса не представится.

Начал напирать на его тщеславность, медленно и осторожно приближаясь.

— Стой! — его рука чуть заметно дрогнула.

— Стою, — послушно остановился.

— Эта женщина недостойна давать автографы.

Он с пафосом принялся изобличать её гнилую натуру, найдя благодарного слушателя. Мне пришлось сочувственно кивать на весь этот надуманный бред. Тем временем на аллее появилось ещё больше невооружённых охранников. Очевидцы происшествия затихли, понимая всю ответственность момента. Некоторое из них даже принялись мне помогать, уговаривая преступника согласиться. Убеждая, что в этом для него нет ничего страшного и сложного. Он на секунду почти поддался на наши уговоры, но внезапно решил, что эта дура того не заслуживает. У него не вовремя включился режим самооправдания. Пришлось срочно переобуваться прямо в прыжке.

— Да кто о ней говорит? Зачем мне автограф этой женщины? Я её даже не знаю. Плевать мне, что с ней будет. Свой дай. Тебя же всё равно повесят за её убийство. Ты станешь знаменитым, приятель. Твоих родственников за это начнут травить. На их входной двери появятся грязные оскорбления и пожелания сдохнуть. Их отовсюду будут гнать. Это же офигенная трагедия, в которой пострадает куча ни в чём не повинных людей. У меня аж дух захватывает. Обожаю такие истории.

Восхищённо поделился своими увлечениями, пытаясь заставить его одуматься. Подумать о