Осознанно надпартийную позицию я занял, еще будучи премьером, и это сработало. Позднее, став президентом, я за все десять лет пребывания в должности ни разу не присутствовал на съезде ни одной партии, включая входящие в правящую коалицию, и не посещал ни одного партийного офиса. С лидерами партий я регулярно встречался, но только в президентском дворце. Исключений не делал ни для кого.

Нашей опорой в парламенте должна была стать РПА, которую с 1998 года возглавлял Вазген Саргсян. Сама партия существовала с начала 1990-х, и, хотя ее лидер, Ашот Навасардян, был человеком уважаемым, политического веса РПА почти не имела. После смерти Ашота в 1997 году будущее партии и вовсе стало неясным. Вазгену РПА приглянулась, хотя в большей степени – своим названием, нежели идеологией. Вскоре после конфликта с АОДом он мне предложил: «Что, если мы на базе республиканской партии объединим все мелкие, укрепим ее и создадим себе парламентскую опору?» Я согласился, что сделать это стоит, но что сам намерен сохранить свою беспартийность – так будет правильнее в сложившейся ситуации и комфортнее лично для меня.

С задачей Вазген справился довольно быстро – при его влиянии и харизме набрать людей в партию власти было делом несложным. Он фактически возродил РПА и возглавил ее. Но при этом она по сути стала номенклатурной, а на тот момент отношение к таким партиям в обществе было сильно подорвано. Да и самого Вазгена тогда воспринимали неоднозначно: одни видели в нем национального героя, беззаветно преданного Армении и борющегося за Карабах, другие – главную опору ненавистной им власти. С ним они связывали репрессии после проблемных президентских выборов 1996 года и избиения оппозиционных лидеров. Одних привлекала яркая харизматичность Вазгена – других раздражала его чрезмерная экспрессивность.

Вазген понимал, что в сложившейся ситуации честно выиграть выборы будет крайне сложно. При этом на него ложилась громадная ответственность, поскольку именно он должен был возглавить партийный список, а проигрывать ему очень не хотелось. Опросы показывали, что основным конкурентом РПА будет Народная партия Демирчяна, популярность которого по-прежнему оставалась довольно высокой. Я видел, что Вазген серьезно озабочен предстоящими выборами. Он проводил множество встреч с разными людьми, политиками, деятелями искусства, социологами, пытался заручиться поддержкой как можно более широкого круга известных в стране людей. Это чрезвычайно изматывающее занятие, особенно у нас, в Армении, где каждый считает себя центром вселенной. Однажды вечером, безмерно уставший, он пришел ко мне и в отчаянии высказал гениальную мысль: «А что, если попробовать договориться с Кареном Демирчяном о создании совместного предвыборного блока»?

Удивительно просто: договориться с главным конкурентом.

Недавние президентские выборы, на которых Демирчян набрал существенный процент голосов, показали, что у людей, особенно старшего поколения, по-прежнему присутствует ностальгия по советским временам. А значит, объединение с Народной партией Демирчяна позволило бы уверенно выиграть парламентские выборы.

Неожиданная идея Вазгена мне очень понравилась. Меня поразило, насколько гибким в политическом плане он, оказывается, может быть. И я тут же подумал: как же сильно его достали все эти встречи по созданию широкого фронта поддержки РПА!

– Знаешь, я бы такое объединение только приветствовал, – ответил я ему, – на выборах Демирчян повел себя достойно, неприятия он у меня не вызывает. Если сумеете договориться – это было бы здорово! Мы бы получили спокойные, понятные, прогнозируемые выборы, без эксцессов, без напряжения, без нервов…

Вазген очень обрадовался. Видимо, он опасался моего отказа – думал, что я не захочу иметь дело со своим бывшим конкурентом. Окрыленный моим согласием, он тут же приступил к поиску посредников. Их обнаружилось множество, в том числе и в партии самого Демирчяна. Начались активные консультации, в которых важную роль сыграл Гагик Арутюнян, лично знакомый с Демирчяном еще со времени своей работы в ЦК.

Переговоры продолжались около месяца и проходили непросто. Карен Демирчян вроде бы не отказывался сотрудничать, но и не соглашался. Колебался, сомневался: а как это будет, что из этого получится? Все это время и Вазген, и различные посредники пытались его убедить в целесообразности создания предвыборного блока.

Наконец ко мне пришел Вазген:

– Слушай, вроде бы Демирчян соглашается. Но окончательный ответ он даст только после встречи с тобой. Сначала хочет с тобой эту тему обсудить… Замотал он меня совсем.

Я понимал, что Демирчяну нужны мои заверения. Его сильно смущало окружение Вазгена Саргсяна, где было множество людей из другого теста, нежели сам Демирчян. Он им не только не доверял, но и относился с опаской: в его время подобные личности ничего собой не представляли. Тогда, в советские годы, кадры подбирала и воспитывала номенклатура, что исключало появление среди властной верхушки случайных персонажей. После массового движения за независимость и войны за Карабах произошла смена элит и наверх пробилось много людей иного склада, воспитания и привычек. Часть новой властной элиты не успела обзавестись интеллигентным лоском, была непривычно необтесанной и нахрапистой, что отпугивало бывших «причесанных» партийных функционеров. Стандартный побочный эффект всех революций, смены формаций и войн.

Иногда среди окружения Вазгена встречались люди настолько невыносимые, что я даже как-то спросил его: «Слушай, что вас может связывать? Я не понимаю. Как ты с ними вообще общаешься?» Он ответил со смехом, что если не держать их рядом, то они точно станут головной болью, поэтому пусть будут под контролем. Хотя у меня самого другое мнение на этот счет: уж лучше головная боль, чем такие люди рядом. Они укрепляют свое влияние, обзаводятся ресурсами, окружают себя другими такими же, при этом сами совершенно не меняются. Со временем избавляться от них становится гораздо сложнее. К тому же если ты с кем-то много общаешься, то не только ты меняешь их, но и они меняют тебя.

Вокруг самого Демирчяна собрались люди другого типа: представители бывшей партийно-хозяйственной номенклатуры, секретари райкомов, советские директора – те, кого он знал еще из своего прошлого и кто связывал с ним свои надежды на будущее. Большинство из них поддерживали идею создания предвыборного блока с республиканской партией, понимая, что это наиболее спокойный и прогнозируемый способ вернуться во власть. Конфликтовать с властью они явно не хотели да и психологически не были к этому готовы.

Встречу назначили у Гагика Арутюняна, на тех же правительственных дачах, где все по-прежнему жили. Сначала мы с Кареном Демирчяном поговорили наедине. Нам приходилось с ним пересекаться и раньше на совещаниях с Союзом промышленников или директорами предприятий, которые я проводил, как премьер. Но вот так отдельно, тет-а-тет, мы встретились впервые. Я выжал из себя максимум доброжелательности.

В первые минуты Демирчян держался несколько скованно –