Шрифт:
Закладка:
Что же остается? Гипноз? Никакого такого гипноза, чтобы швырнуть человека за тысячу километров, на свете нет! Стало быть, ему мерещится, что он в Ялте? Ему-то, может быть, и мерещится, а ялтинскому угрозыску тоже мерещится?! Ну нет, извините, этого не бывает!.. Но ведь телеграфируют они оттуда?
Лицо финдиректора было буквально страшно. Ручку двери снаружи в это время крутили и дергали, и слышно было, как курьерша за дверями отчаянно кричала:
— Нельзя! Не пущу! Хоть зарежьте! Заседание!
Римский, сколько мог, овладел собою, взял телефонную трубку и сказал в нее:
— Дайте сверхсрочный разговор с Ялтой.
«Умно!» — мысленно воскликнул Варенуха.
Но разговор с Ялтой не состоялся. Римский положил трубку и сказал:
— Как назло, линия испортилась.
Видно было, что порча линии его почему-то особенно сильно расстроила и даже заставила задуматься. Подумав немного, он опять взялся за трубку одною рукой, а другой стал записывать то, что говорил в трубку:
— Примите сверхмолнию. Варьете. Да. Ялта. Угрозыск. Да. «Сегодня около половины двенадцатого Лиходеев говорил мною телефону Москве, точка. После этого на службу не явился и разыскать его телефонам не можем, точка. Почерк подтверждаю, точка. Меры наблюдения указанным артистом принимаю. Финдиректор Римский».
«Очень умно!» — подумал Варенуха, но не успел подумать как следует, как в голове у него пронеслись слова: «Глупо! Не может он быть в Ялте!»
Римский же тем временем сделал следующее: аккуратно сложил все полученные телеграммы и копию со своей в пачку, пачку вложил в конверт, заклеил его, надписал на нем несколько слов и вручил его Варенухе, говоря:
— Сейчас же, Иван Савельевич, лично отвези. Пусть там разбирают.
«А вот это действительно умно!» — подумал Варенуха и спрятал конверт в свой портфель. Затем он еще раз на всякий случай навертел на телефоне номер Степиной квартиры, прислушался и радостно и таинственно замигал и загримасничал. Римский вытянул шею.
— Артиста Воланда можно попросить? — сладко спросил Варенуха.
— Они заняты, — ответила трубка дребезжащим голосом, — а кто спрашивает?
— Администратор Варьете Варенуха.
— Иван Савельевич? — радостно вскричала трубка. — Страшно рад слышать ваш голос! Как ваше здоровье?
— Мерси, — изумленно ответил Варенуха, — а с кем я говорю?
— Помощник, помощник его и переводчик Коровьев, — трещала трубка, — весь к вашим услугам, милейший Иван Савельевич! Распоряжайтесь мною как вам будет угодно. Итак?
— Простите, что, Степана Богдановича Лиходеева сейчас нету дома?
— Увы, нету! Нету! — кричала трубка. — Уехал.
— А куда?
— За город кататься на машине.
— К… как? Ка… кататься?.. А когда же он вернется?
— А сказал, подышу свежим воздухом и вернусь!
— Так… — растерянно сказал Варенуха, — мерси. Будьте добры передать мосье Воланду, что выступление его сегодня в третьем отделении.
— Слушаю. Как же. Непременно. Срочно. Всеобязательно. Передам, — отрывисто стукала трубка.
— Всего доброго, — удивляясь, сказал Варенуха.
— Прошу принять, — говорила трубка, — мои наилучшие, наигорячейшие приветы и пожелания! Успехов! Удач! Полного счастья! Всего!
— Ну конечно! Я же говорил! — возбужденно кричал администратор. — Никакая не Ялта, а он уехал за город!
— Ну если это так, — бледнея от злобы, заговорил финдиректор, — то уж это действительно свинство, которому нет названия!
Тут администратор подпрыгнул и закричал так, что Римский вздрогнул:
— Вспомнил! Вспомнил! В Пушкине открылась чебуречная «Ялта»! Все понятно! Поехал туда, напился и теперь оттуда телеграфирует!
— Ну уж это чересчур, — дергаясь щекой, ответил Римский, и в глазах его горела настоящая тяжелая злоба, — ну что ж, дорого ему эта прогулка обойдется!.. — Он вдруг споткнулся и нерешительно добавил: — Но как же, ведь угрозыск…
— Это вздор! Его собственные шуточки, — перебил экспансивный администратор и спросил: — А пакет-то везти?
— Обязательно, — ответил Римский.
И опять открылась дверь, и вошла та самая… «Она!» — почему-то с тоской подумал Римский. И оба встали навстречу почтальонше.
На этот раз в телеграмме были слова:
«Спасибо подтверждение срочно пятьсот угрозыск мне завтра вылетаю Москву Лиходеев».
— Он с ума сошел… — слабо сказал Варенуха.
Римский же позвенел ключом, вынул из ящика несгораемой кассы деньги, отсчитал пятьсот рублей, позвонил, вручил курьеру деньги и послал его на телеграф.
— Помилуй, Григорий Данилович, — не веря своим глазам, проговорил Варенуха, — по-моему, ты зря деньги посылаешь.
— Они придут обратно, — отозвался Римский тихо, — а вот он сильно ответит за этот пикничок. — И добавил, указывая на портфель Варенухи: — Поезжай, Иван Савельевич, не медли.
И Варенуха с портфелем выбежал из кабинета.
Он спустился в нижний этаж, увидел длиннейшую очередь возле кассы, узнал от кассирши, что та через час ждет аншлага, потому что публика прямо валом пошла, лишь только увидела дополнительную афишу, велел кассирше загнуть и не продавать тридцать лучших мест в ложах и в партере, выскочив из кассы, тут же на ходу отбился от назойливых контрамарочников и нырнул в свой кабинетик, чтобы захватить кепку. В эту минуту затрещал телефон.
— Да! — крикнул Варенуха.
— Иван Савельевич? — осведомилась трубка препротивным гнусавым голосом.
— Его нету в театре! — крикнул было Варенуха, но трубка тотчас его перебила:
— Не валяйте дурака, Иван Савельевич, а слушайте. Телеграммы эти никуда не носите и никому не показывайте.
— Кто это говорит? — взревел Варенуха. — Прекратите, гражданин, эти штуки! Вас сейчас же обнаружат! Ваш номер?
— Варенуха, — отозвался все тот же гадкий голос, — ты русский язык понимаешь? Не носи никуда телеграммы.
— А, так вы не унимаетесь? — закричал администратор в ярости. — Ну смотрите же! Поплатитесь вы за это! — Он еще прокричал какую-то угрозу, но замолчал, потому что почувствовал, что в трубке его никто уже не слушает.
Тут в кабинетике как-то быстро стало темнеть. Варенуха выбежал, захлопнул за собою дверь и через боковой ход устремился в летний сад.
Администратор был возбужден и полон энергии. После наглого звонка он не сомневался в том, что хулиганская шайка проделывает скверные шуточки и что эти шуточки связаны с исчезновением Лиходеева. Желание изобличить злодеев душило администратора, и, как это ни странно, в нем зародилось предвкушение чего-то приятного. Так бывает, когда человек стремится стать центром внимания, принести куда-нибудь сенсационное сообщение.
В саду ветер дунул в лицо администратору и засыпал ему глаза песком, как бы преграждая путь, как бы предостерегая. Хлопнула во втором этаже рама так, что чуть не вылетели стекла, в вершинах кленов и лип тревожно прошумело. Потемнело и посвежело. Администратор протер глаза и увидел, что над Москвой низко ползет желтобрюхая грозовая туча. Вдали густо заворчало.