автор рискует. Можно попасть под статью, да и оболганный тоже молчать не станет, подаст в суд и взыщет моральный ущерб. Боря как раз и заигрался. К нам он попал с условным сроком за оскорбление органов власти. Три года.

— А почему не посадили? — заинтересовался Меркулов.

— Гуманизация наказания. — чуть не сплюнул раздражённый Кастым, — К тому же есть те, кому «борюсики» выгодны.

— Заказчики лжи.

— Они самые. Ну что, продолжать про Борю или перейдём ко второму персонажу? — деланно равнодушно поинтересовался Логинов.

— Давайте про второго.

— История Кеши мало чем отличается от Бориной. Вот только с родителями ему можно сказать «не повезло»: отец — художник, мама — учитель. Уровень возможностей ниже, чем у товарища, а амбиций — хоть отбавляй. По образованию Кеша — искусствовед. Увы, талант отца половым путём не передался, и он сосредоточился на критике. Учился в Москве, там же занялся фарцой: покупал вещи у иностранцев, после перепродавая втридорога.

— Спекулянт — мешочник. — уточнил Меркулов.

— Пожалуй, это более точное определение. Тем более, что и сидел он как раз по статье за спекуляцию. После отсидки — вернулся в Сургут. Как и Латынин, решил попробовать силы на журналистском попроще, да и творил в схожей манере. Но, так как амбиций и самолюбования у ребятишек с лихвой, а со знаниями — беда, оба часто попадают впросак. За ляпы в статьях, Латынина называют «стрелкой осциллографа», Невзорова — «стремительным домкратом».

— Про домкрат я то-то читал. Уж не у Ильфа ли с Петровым? — напряг память Меркулов.

— У него. Но, Кеша вставил эту фразу в свой «опус», посчитав её правильной и красивой. А у осциллографа, про который упомянул Боря — нет стрелки.

— Понятно, — ухмыльнулся Меркулов, — Что-то ещё добавите?

— Оба — ярые «западники», идеал страны — Соединённые штаты Америки. Шмоточники. То есть, обожают импортные вещи, за фирму́ — родителей продадут. Мечтают свалить за «бугор», но пока опасаются. Общими чертами — всё.

— Добро. Характеристика яркая, а подробности узнаю сам. Сможете что-нибудь рассказать про Шинкина?

— Историк — стратег… — улыбнулся Кастым.

— Товарищ Мехлис сказал, что он геолог, такие специалисты — востребованы. А уж знакомые со здешними реалиями — вдвойне. — разъяснил свой интерес Меркулов.

— Наверное, я Вас огорчу. Шишкин не совсем геолог. Он экономист, а вернее — бухгалтер. Разочаровавшись в специальности, Кирилл занялся историей. Благо, материала в достатке, архивы выкладывают документы — читай не хочу. Вот он и стал штамповать заметки. Военная история штука популярная, а уж автор, разбирающий сражения и поучающий полководцев, «как надо» свою аудиторию всегда соберёт. Вот Шишкин и критиковал. Всех, без разбору: Суворова, Кутузова, Жукова, Рокоссовского…

— Только наших? — удивился Меркулов.

— А кого же ещё? Не немцев же с французами. — криво усмехнулся Кастым, — Но… Заигрался. Получив за этот год две административки и заведённое дело — подался к нам.

— Случайно не знаете — за что?

— Штраф и десять суток — за фальсификацию истории страны и подвига советского солдата в Великой Отечественной. Уголовка — за реабилитацию нацизма.

— Так он националист? — вскинул брови Меркулов.

— Не знаю, материалов не читал. — пожал плечами Логинов, — Говорят, разместил несколько статей, в которых искренне восхищался гитлеровскими генералами, всячески охаивая советских полководцев, подчёркивал гениальность немцев и сетовал на глупость и бездарность наших. Кому-то из читателей это надоело и на Шинкина написали жалобу.

— Что же, мне всё понятно, можно передавать материалы следователю. — резюмировал Меркулов.

— Э, нет. Так дело не пойдёт. — Кастым одним движением забрал документы троих «диссидентов». — Никакого следствия и суда не будет. По крайней мере — пока.

— Почему это? — спросил оторопевший от такой наглости Меркулов.

— Судите сами: вы предлагаете начать следствие в 1939 году, в отношении людей, родившихся после 1989 года. То есть их ещё и на свете нет. В протоколе что напишите? Нет даже городов Ханты-Мансийска и Сургута, а ведь они в них родились.

— Ничего страшного, год и место рождения поправим, приведём в соответствие с реалиями.

— Они граждане другого государства. — припечатал Кастым, — Неужели вы и иностранцев за слова сажаете? Ну немцев там, англичан или американцев…

— А что, раз иностранец, то неподсуден? Нет, можем и из страны выслать, но ваших-то куда отправлять? Кстати, по документам — они граждане СССР. Промашечка, товарищ Логинов. — скрипнув зубами парировал Меркулов.

— Документы выданы в конце ХХ века и абсолютно не похожи на те, которые выдаются гражданам СССР сейчас. Предлагаю отложить любые разбирательства до принятия попаданцами нового гражданства и оформления соответствующего комплекта документов.

— А потом значит будет можно, — подвёл некий итог Меркулов. — Если ваше трио не примет новое гражданство, что тогда?

— По обстоятельствам и на усмотрение руководства страны. Да этого — беру всех под свою персональную ответственность.

— Рисково. Но это ваше дело. — одобрительно кивнул Комиссар ГБ., — Если кто-то уйдет «в бега» — ответите по закону.

— Отвечу. — согласился Кастым, — Вы ведь Москву о разговоре проинформируете?

Меркулов кивнул.

— Вот и ладно. Товарищ Мехлис тоже доложит. Надеюсь, что решение будет взвешенным и учтёт особенности нашего появления здесь.

— Надеетесь, что это Вас спасёт? Ну-ну.

— Нет. Рассчитываю на взаимопонимание. Мы готовы трудиться на благо нашей новой Родины, как бы высокопарно это не звучало. Готовы делиться знаниями, опытом, даже жизнью. Но, арест оттолкнёт людей. Какими бы они ни были, но сейчас они наши.

Меркулов задумчиво пробарабанил пальцами по крышке стола.

— Добро, дождемся реакции Москвы. За своих людей — отвечаете головой. В случае чего, никаких скидок ни на год рождения, ни на гражданство уже не будет. Сами предложили.

— Согласен. — кивнул Кастым.

— Что же, с людьми немного разобрались. Теперь насущный вопрос — с каким материалами можно ознакомиться и какую информацию получить? За биографию — спасибо, о своей судьбе знаю и буду её исправлять.

— Всеволод Николаевич, не буду кривить душой, но прежде, чем что-то выдать, хотелось получить на это санкции сверху, — Логинов показал пальцем в потолок, — Не хочу оказаться крайним. Но, пока распоряжений нет, могу предоставить переписку НКВД за 1939–1941 года. Гриф с этих документов снят, думаю, что Вам будет интересно. Заодно и кино посмотрите.

— Какой фильм? — оживился комиссар ГБ.

— Про разведчиков. «17 мгновений весны». Снят по заказу и с участием Комитета Государственной безопасности. — Логинов замер, задумавшись. — Кстати, мне тут одна мысль пришла…

— Как обойти несуществующий запрет? — ухмыльнулся Меркулов.

— Нет. Как можно использовать нашу историю с перемещением во времени. И провернуть это можете именно Вы.

— Написать ещё оду пьесу или повесть? — не поддержал собеседника комиссар.

— Что? А, нет, никаких художественных произведений. Попаданец — это же непробиваемая легенда для «Штирлица».