как жабы, и вдвое безобразнее жаб, выглядели так, будто их придется перелить в подходящие резервуары, чтобы куда-то транспортировать. Они обернулись на своих высоких стульях и осоловело уставились на происходящее, пристроив пивные кружки на огромные животы. Редмонду было противно даже думать, откуда у них в волосах комки застывшего воска.

– Вы в порядке, мисс? – осведомился сержант, подавая руку хозяйке, чтобы помочь подняться.

– Конечно, я в порядке, – ответила она и треснула по протянутой руке Редмонда. – Ты меня врасплох застал, только и всего. Не ожидала от человека в военной форме такой трусости.

Она была миниатюрная женщина с худым гордым лицом.

– Полноте, мисс, – сказал Редмонд. – Вы мне в мамаши годитесь, а я вам в сыновья.

– Лучше всего тебе отвалить отсюда, не теряя времени, – насмешливо улыбнулась хозяйка, будто это сержант лежал на полу, а она стояла с винтовкой. – Сейчас вернется Гроут, и будет тебе туши свет. Он набьет тебе рот таким, что тебе не понравится, мальчик мой, и не отпустит, пока не прожуешь.

Один из забулдыг слез со стула и помахал огромной пьяной ручищей.

– Гроут не такой человек, чтобы с ним не считаться, джентльмены. У него взрывной характер…

В этот момент его штаны, лишенные ремня и подтяжек, соскользнули с бедер и упали к щиколоткам, выставив на обозрение серое исподнее и голые ноги.

Второй пьяница застонал, будто имя Гроута причиняло ему мучительную боль.

Оба солдата Редмонда поглядывали на своего сержанта, слегка струхнув перед этим Гроутом со зловещей репутацией.

– Что еще за Гроут, черт побери? – спросил Редмонд, тоже начиная нервничать. – Если он попробует оказать сопротивление, я вставлю вот этот ствол ему в ухо и украшу здешние стены его мозгами!

Уличная дверь за его спиной открылась, и Редмонд, обернувшись, увидел, как в салун входят старухи-репортерки, с хрустом давя устричные раковины.

– Леди, – сказал сержант, едва сдержав раздражение от неожиданной перспективы выслушивать новую порцию чепухи и от души пожелав Ван Гуру гореть в аду за это несуразное поручение, свалившееся на голову ему, Редмонду, – если вы соблаговолите обождать с Мюрадом еще несколько минут…

Δ

Эдна подняла пистолет. Первая пуля попала Редмонду под правый глаз, вторая ткнулась в середину груди, опрокинув его на пол.

Одновременно Берта убила второго за сегодня человека, выбрав в мишени солдата, стоявшего на расстоянии вытянутой руки от местных забулдыг. Ее пуля попала солдату в позвоночник, отбросив на стойку. Солдат, мягкий, как тряпичная кукла, боком сполз на пол и рухнул лицом в мотню штанов Марла, как в гамак.

Оставшийся солдат перепрыгнул через барную стойку, но обе старухи выстрелили в него прежде, чем он успел укрыться, и изрешетили крупнокалиберными пулями, которые прошили его навылет и разнесли несколько бутылок. Солдат рухнул вместе с полками, перебив оставшиеся бутылки.

Берта положила ридикюль на стол Гроута и начала перезаряжать пистолет.

Эдна прицелилась в Марла.

– Ну, не так же, – взмолился Марл, обеими руками указывая на свои драные подштанники и мертвеца, лежавшего у него между ног, но Эдна все равно выстрелила Марлу в сердце.

Δ

Йовен кричал Гроуту, что на него тошно смотреть, что его замшелые кости держит вместе только его ослиное упрямство, что он настолько вонюч и неопрятен, что даже выпущенные из кишечника газы брезгуют находиться рядом с ним, что он так несносен, что его истинное призвание быть чирьем на заднице сборщика налогов, но, говоря все это, Чара без надобности золотил лилию: Гроут еще хуже, и гораздо хуже.

– Да, у меня есть свои недостатки, но я никогда и не спорил, – нехотя признал он.

Δ

Крошечный розовый флаг свисал с губы сержанта. Рэй догадалась, что это часть откушенного языка. Сержант лежал на спине совсем рядом, повернув голову и глядя на Рэй невидящими глазами.

– Ни с места, растрепа, – приказала убившая его старая карга, наведя ствол на Рэй. Ее копия стояла у стола Гроута, перезаряжая пистолет. Элджин по-прежнему сидел у стойки, таращась на труп Марла у своих ног.

У старухи, державшей Рэй на мушке, лицо напоминало заветрившееся в витрине пирожное – мягкое и угловатое одновременно. Если бы не брызги крови на ее фиолетовом платье и фиолетовых перчатках, престарелая дамочка могла бы сойти за одну из «сознательных гражданок» в «гуманитарной экспедиции», которые несколько раз в год приезжали в Лис изучить обстановку – поужасаться, какими грязными, пьяными и опустившимися бывают люди. Черное отверстие ствола смотрело на Рэй в упор – достаточно большое на вид, чтобы забраться внутрь.

Но старуха оказалась просто дурой. Пусть Рэй грязная, пьяная и опустившаяся, но считать она не разучилась.

– У тебя кончились пули, – сказала она и схватила свою дубинку, лежавшую среди устричных раковин.

Рэй молниеносно нанесла удар по руке с пистолетом. Гвозди вонзились в ладонь: старая ведьма вскрикнула и выронила оружие. Рэй дернула дубинку на себя, раздирая плоть между большим и указательным пальцем.

Поднявшись на ноги, она хватила дубинкой зашатавшуюся старуху. Два гвоздя прошили шляпу с цветами и воткнулись в череп со звуком чуть плотнее, чем скрип отделяемой от раковины устрицы. Глаза старой карги сошлись на переносице, она повалилась на спину – двухдюймовые гвозди поразили мозг, прибив шляпу к голове, – и забила ногами, отчего подол платья высоко задрался, открыв атласные нижние юбки.

– Поделом тебе, – бросила Рэй, поворачиваясь ко второй карге.

Вторая ведьма, успевшая перезарядить пистолет, навела его на хозяйку салуна:

– Ты убила Эдну.

– А то, – хмыкнула Рэй и приподняла руку: – Но мы можем объявить ничью, и ты уберешься отсюда, иначе я напущу на тебя Гроути. Выбирай.

Старая карга взвела курок.

Δ

Раздался грохот, от которого заложило уши, потом ее прошила невероятная боль, и Рэй снова оказалась на полу. Опять над ней склонилось старческое личико будто из затвердевшего теста. Это была уже другая карга, и на этот раз Рэй не чувствовала ног, но ситуация была до тошноты похожей.

– Мою единственную сестру, – проговорила старуха и вытянула стилет, спрятанный среди матерчатых цветов на огромной безвкусной шляпе.

Так вот как она намерена ее прикончить, подумала Рэй: ножом. Рэй не слишком испугалась. Будет больно, но когда не бывало-то? Гроут не единственный в семье, которому доставалось на орехи. Старый добрый Гроути. Он до небес взовьется при виде этого бардака…

А вслух Рэй ответила:

– К чертям твою сестру… и тебя к чертям…

Ведьма взревела и замахнулась стилетом, но тут дверь черного входа с грохотом распахнулась, ударившись о стену. Рука старухи замерла, она подняла голову и увидела Гроута, ковылявшего к ней на своих костылях, с силой подавая вперед непослушную нижнюю половину тела. Он