Сетон остановил извозчика, помог девушке сойти с коляски и провел через калитку в сад общественного приюта.

— Я с большим удовольствием и даже гордостью показал ему Хорнсбергет. Вскоре Кардель опять нашел меня, на этот раз с просьбой: устроить в мой детский парадиз близнецов по имени Майя и Карл. С просьбой… я бы не стал так называть. С предложением. Даже с угрозой: если я возьму детей, он не станет меня преследовать и искать доказательства моей вины. Я нисколько не испугался, поскольку никаких доказательств не было и быть не могло. Но детей взял. Забота о детях — ради нее я и открыл Хорнсбергет.

Он взял ее под руку и повел по чисто подметенной дорожке.

— Хорнсбергет, как ты знаешь, сгорел дотла. Все дети погибли, в том числе и твои. Почти никого не спасли. Поджег не кто иной, как сбежавший из дома умалишенных Эрик Тре Русур. Причина? Кардель в присутствии Эрика рассуждал и якобы приводил доказательства, что в убийстве его жены повинен не сам Эрик, а я. Эрик, разумеется, схватился за эту соломинку. Вот как! Я не убивал мою невесту, это сделал Сетон! — что-то подобное наверняка промелькнуло в его больной голове.

У колодца стояла женщина с большим свертком в охапке и внимательно смотрела на приближающуюся странную пару.

— И знаешь, Анна Стина, у меня есть одна догадка, понимай, как хочешь… Поскреби-ка ногтем любой благородный поступок, и под тонкой пленкой благородства скрыты далеко не такие благородные побуждения. К примеру, мой детский дом — я построил его вовсе не из заботы о беспризорных детях. И почти уверен: Кардель втайне полагал, что и его забота о твоих детишках не останется без вознаграждения. Чего-чего, а жизненного опыта у меня хватает, и он, этот опыт, подсказывает: когда немолодой человек с внешностью Карделя оказывает услуги молодой женщине, эти услуги не бескорыстны. Мне неизвестно, делал ли он тебе какие-то намеки. Может, и нет, он чересчур неуклюж для ухаживаний, и сам это знает. Но понадеялся, что в благодарность за его заботу ты сама упадешь ему в руки, как спелая груша. У каждого, знаешь ли, свои методы достижения цели. Но судить тебе, ты его знаешь лучше.

Сетон обнял Анну Стину за плечи и сделал попытку поймать ее взгляд.

— Нет… вовсе не по ошибке или по неосторожности Кардель оговорил меня перед Эриком. Наверняка он, как и Эрик, надеялся, что и я стану жертвой пожара, и оставшаяся от меня горстка пепла вряд ли сможет доказать свою невиновность. Но судьба привела меня в этот вечер в другое место. А главное, о чем думал Кардель, вовсе не моя вина или невиновность. Ему надо было устранить Майю и Карла. — Он понизил голос, остановился и заговорил ей прямо в ухо, чтобы не услышала женщина у колодца: — В природе, как свидетельствуют ученики Линнея, такое происходит постоянно. К примеру, львы или медведи сжирают свое потомство, если им покажется, что от детенышей исходит запах чужого отцовства. Ты же знаешь сама, что он только и мечтал тобой завладеть. Наверняка пытался поцеловать или что-то в этом роде. Он слишком стар для тебя, но Купидон стреляет из лука не глядя. Кардель спал и видел с тобой сойтись, не знаю уж, куда он предполагал тебя привести. На жалованье пальта хоромы не купишь. Какая-нибудь каморка с лежанкой на двоих. Но в его картине будущего вовсе нет места ни для Майи, ни для Карла. Для детей, которых зачал кто-то другой? Ну уж нет. Зачем ему крик, плач и мокрые пеленки? Когда он пришел ко мне, я угостил его вином — уверен, куда лучше, чем ему доводилось пробовать, и он пил бокал за бокалом. Язык развязался. Он надеялся, что дети там и останутся, в Хорнсбергете, навсегда. Но оказалось, ты собираешься забрать их, как только появятся возможность и средства.

Он подвел ее к колодцу. Двор совершенно пуст, из дома доносятся жужжание и постукивание прядильных станков, сливающиеся в единый тоскливый тон.

— Госпожа управляющая, вижу-вижу, вы принесли именно то, о чем я просил, но… если позволите, я бы попросил оставить двор в нашем распоряжении ненадолго.

Женщина осуждающе поцокала языком, передала сверток Сетону и ушла, оглядываясь.

— Смотри… разве это не то, что тебе надо? — Он приоткинул покрывало.

Два грудных ребенка в пеленках. Один спит, у другого на мордашке удивление — увидел незнакомые лица.

— У этих детей еще нет имен. Мальчик и девочка, оставлены какой-то несчастной, это здесь случается постоянно. Можешь назвать их, как хочешь. Пусть мальчик будет Карл, а девочка — Майя.

Сетон осторожно снял покрывало, которым были спеленаты дети, и положил детей в стоящую рядом с колодцем бадью. Теперь проснулась и девочка и пристально уставилась на незнакомцев. Сетон что-то просюсюкал, взялся за канат, к которому привязана бадья, поднял и поместил над колодцем. Удерживая канат, он перешел за спину Анны Стины, обнял и заставил взяться за шершавую пеньковую веревку.

— Ты готова, Анна Стина? Я сейчас отпущу канат, и все в твоих руках. Возвращайся в наш мир.

Несколько секунд они стояли молча. Он вслушивался в ее дыхание. Мальчик захныкал, видно, его возмутили холод и непривычная жесткость влажной и сырой древесины, а девочка закрыла глазенки, убаюканная мерным покачиванием.

— Раз. Два. Три.

И отпустил канат.