Шрифт:
Закладка:
— …что вы можете ожидать ребенка? Боюсь, когда крепкая и здоровая леди падает в обморок, а затем экономка, которую позвали помочь ослабить ей корсет, обнаруживает, что эта самая леди носит шнуровку своего корсета значительно слабее, чем предполагают метки на ней, я обязан задать этот очевидный вопрос.
— Стоит жара. Ни одной леди не по нраву носить свой корсет туго к телу, когда погода такая, как нынче, — настаивала я.
Доктор посмотрел на меня с некоей симпатией.
Стыд обрушился на меня. Одно дело, если доктор предполагает, что я могу ожидать ребенка, но коли прознала экономка…
Я спрятала лицо в ладонях. Мне нужно было время подумать. Время, чтобы понять, что я могу сделать, поскольку я не должна потерять ни этот сад в Хайбери, ни мои средства к существованию.
Через мгновение доктор сказал:
— То есть, я так понимаю, вы не были осведомлены о возможности подобного положения.
Мне это даже в голову никогда не приходило.
— Мне 35 лет, — сказала я.
— Множество женщин, старше чем вы, родили благополучно здоровых детей, — сказал он.
Я нервно сглотнула:
— Доктор Ирвинг. Я не замужем.
— Ах. Да. Ну, я так и понял, когда миссис Крисли назвала вас мисс Смит.
Я схватила его руку:
— Я не могу иметь этого ребенка.
Он выдернул руку, отшатнувшись, его добродушная шутливость улетучилась:
— Мисс Смит, обдумайте очень осторожно, что вы скажете дальше. В этом мире есть вещи, которые являются не только лишь хулой на Господа, но и одним из преступлений.
Я откинулась назад на подушки, к несчастью своему зная, что этот доктор не станет помогать мне, даже если знает как.
Он принялся собирать свой инструмент и аккуратно укладывать эти вещи в свой коричневый кожаный медицинский саквояж.
Он был уже на полпути к двери, когда я остановила его: — Доктор Ирвинг, пожалуйста, не могли бы вы быть столь любезны оказать мне услугу не рассказывать мистеру и миссис Мелькорт.
Доктор прижал пальцы к спинке носа неосознанным жестом человека, находящегося в растерянности: — Мистер Мелькорт спросит меня, поскольку платит мне.
— Если б вы могли сказать ему, что лечили меня от некоего нервного расстройства….
— Я не стал бы выдавать эту тайну, если бы на Вашем месте была какая-нибудь леди. Но мисс Смит, вы-то отлично знаете, что, в некотором роде, не имело бы ни малейшего смысла, что я сказал бы Мелькортам или чего бы не сказал. Они узнают. Все и каждый узнают.
— Спасибо вам, доктор, — сказала я слабо.
Он ушел, и комната погрузилась в тишину, а я осталась в пучине отчаянья.
Июль 1944
Диана срезала ножницами длинный стебель еще одного распустившегося цветка, нагнулась, чтобы положить его к вороху других в неглубокую корзину, да так резко, что нечаянно боком толкнула садовую тележка, которую толкала рядом с собой и на которой стояла ее корзина, тележка подпрыгнула, но не перевернулась. Повсюду вокруг в чайном садике, гудели толстые пчелы, на летнем солнцепеке они обленились и уже не сновали, как обычно, по своим делам, а медлительно летали.
Это время года ей всегда нравилось. Зиму она любила тоже за царственную роскошь ее снежного убранства, но морозы переносить совершенно не могла и всю зиму страстно ждала, ну когда же в воздухе вновь разольется летний зной. Тогда она с наслаждением, со стаканчиком чего-нибудь холодного и сладкого в руке, допоздна засиживалась на открытой веранде. Раньше, до замужества, живя в доме своих родителей, она никогда не осмеливалась надевать ничего иного, как те хлопковые ночные сорочки, что выбирала для нее ее мать, однако после, в своем собственном доме, узнала ту восхитительную свободу спать обнаженной летом.
И то, что больше ей не приходилось делить такими летними ночами постель с мужем, ощущая жар, исходивший от его тела, словно он был в горячке, — это было одно из очень немногих преимуществ ее вдовства, которым она позволила себе наслаждаться. Да, первое время она не могла уснуть — ей не хватало той привычной тяжести руки Мюррея, обнимавшего ее за спину перед сном, но она ничуть не тосковала по тому, как душно ей было такими ночами в его присутствии. А теперь она отправлялась спасть сразу после того, как принимала прохладную ванну.
Входя в Сад влюбленных, Диана услыхала какой-то женский голос, раздававшийся с другой стороны живой изгороди из соседней зеленой комнаты.
— Помните, важно, чтобы вы стояли недвижно, — говорила эта женщина, затем донеслось мальчишеское хихиканье.
Диана, преисполнившись любопытств, просунула голову сквозь изгородь в Садик для детей. Там, плечо к плечу, прислонившись спинами к одному из вишневых деревьев, сидели Робин и Бобби. В нескольких футах от них расположилась мисс Педли со своим альбомом для зарисовок.
— Мамочка! — закричал Робин, завидев ее. Он вскочил, стремглав кинулся к ней, обнял ее за ноги. Диане казалось, сердце ее вот-вот лопнет, когда она вот так просто глядела сверху вниз на прижавшуюся к ней белобрысую макушку ее сыночка. Порой бывали дни, когда она думала, что то, что он у нее есть, — это истинное чудо; в дни иные он так сильно напоминал ее Мюррея, что от этого она испытывала боль сродни физической.
— Привет, милый. Ты играешь, будто ты натурщик для нашей художницы мисс Педли? — спросила она.
— Она нас рисует, — сказал Робин.
Бобби вертелся рядом: — А еще мисс Педли учит нас рисовать.
— Что ж, это очень мило с ее стороны, — сказала Диана, краем глаза заметив карандаши и клочки бумаги, изчерканныее детскими каракулями, — Однако учительнице следует иметь рисовальные принадлежности, чтобы обесепчить своих учеников. Я попрошу миссис Диббл пошарить в мансарде, авось там, на чердаке, мы сумеем отыскать старые альбомы для зарисовок, в которых рисовала Синтия, когда была девочкой. В них должна оставаться не изрисованная бумага.
— Благодарю вас, — сказала мисс Педли, обхватив руками крест-на-крест свой альбом и прижавши его солнечному сплетению, неосознанным жестом оберегая его.
— Можно мне взглянуть? —
— О, да, — ответила девушка, но все равно какой-то миг колебалась прежде, чем открыть обложку альбома, — Тут немного. Всего несколько почеркушек.
мисс Педли повернула альбом так, чтобы показать незавершенный набросок двоих мальчиков. Голова Робина опиралась о ствол дерева, а голова Бобби была слегка склонена влево. Оба были в шортиках, из широких штанин которых торчали ножки-прутики, так бывает у мальчиков в таком возрасте. И хотя оба выглядели очень похожими внешне, но по характеру они были совсем разными. Робин — самонадеянный, чуть ли не заносчивый. Бобби — более застенчивый, с неуверенным взглядом из-под ресниц.
