Слава осторожно коснулся костяшками пальцев лакированной поверхности, но постучать не успел — дверь открылась. На пороге стоял сам хозяин. Я опять удивился. Прошлый раз он не спешил подниматься из-за стола, а сегодня даже дверь открыл. Пугающее гостеприимство.

Сесть нам не предложили. Впрочем, барин тоже остался стоять. Он заложил руки за спину, качнулся на мысках вперед-назад, беззвучно пошевелил губами и вдруг приветливо улыбнулся. Сразу стало ясно, что дело хреново. Такие улыбки чаще всего не предвещали ничего хорошего. Я вжал в голову в плечи. Краем глаза отметил, что Лис повторил мое движение.

Лев улыбался. Лев смотрел на меня с отеческим участием. Лев покачивал головой, словно говорил: «Ай-яй-яй, дети мои, как вам не стыдно!» Я почти перестал дышать, как вдруг услышал ласковое:

— Сереженька, мальчик мой, скажи на милость, что плохого я тебе сделал?

От сладкого тона, от елейных слов, волосы на голове встали дыбом. Я хотел хоть что-то сказать в свое оправдание, но барин сделал ясный жест, и мне пришлось заткнуться. Заткнуться и слушать. А Лев разливал елей:

— Вот скажи, за что ты так со мной?

Он замолчал. Славка схватил мою руку, сжал, одними губами прошептал: «Молчи!» Я снова захлопнулся.

Лев довольно кивнул продолжил экзекуцию:

— Когда тебе понадобились денежки, когда ты, нерпа неразумная, проигрался, кто тебе помог? Кто оплатил твои долги?

Лис вновь сжал мою руку.

Лев Петрович ответил себе сам:

— Правильно, добрый дядя Лева. А кто пристроил тебя на работу? Кто тебе снова помог?

Я выдернул у Славки свою ладонь, ответил:

— Вы.

От звука моего голоса добренький барин моментально переменился:

— Так за что же ты, сученыш, пытаешься мне так нагадить?

Тут он наконец замолчал, а я понял, что пришла пора держать ответ.

— Я не гадил. Я не знал…

— Ах не знал? — Под сводами кабинета раздался натуральный Львиный рык.

От звуковой волны захотелось присесть, накрыть голову руками, спрятаться. За добреньким барином сложно было заподозрить такую мощь.

— Ты много чего не знаешь, гаденыш. Чешешь своим поганым языком почем зря. Словно специально пытаешься подвести меня под монастырь! Ты хоть представляешь, какие силы в этом деле задействованы?

Я хотел покачать головой, а потом вдруг вспомнил, какие слухи ходили в народе о смерти несговорчивого священника. Вспомнил, как говорили, что это дело рук всемогущего КГБ. Вероятно, лицо мое изменилось.

Лев сузил глаза, наклонился вперед, вгляделся, прошипел сквозь зубы:

— Значит, представляешь.

Я похолодел. Руки стали ледяными. Перехватило дыхание. Господи, во что я снова вляпался? Славка стоял рядом. Лицо у него было бледным с прозеленью.

Лев Петрович отошел к окну, постоял там, глядя наружу, помолчал. Потом вдруг как-то неожиданно расслабился, обернулся, принял вид доброго барина, проговорил ласково-ласково:

— Вот что, Славочка, вези этого недоумка обратно в деревню. Сидите там тихо, как мыши и не высовывайте. Мне надо подумать, что нам делать с этой ситуацией. Общаться пока будете только с Костей. И да, — он протянул руку, — отдай мне пейджер.

Лис залез в карман, вытащил приборчик, положил в протянутую ладонь. Лев окончательно успокоился, даже улыбнулся, промурлыкал, как кот:

— Так-то вот, Сереженька, поезжай и молись за мою доброту.

А потом отвернулся, показывая, что аудиенция завершена.

* * *

Из кабинета мы вылетели пулей. Поверить, что нас отпускают, было сложно. Однако, никто не стал чинить препятствий, ворота оказались открыты, машина стояла на прежнем месте. Лис плюхнулся на водительское сидение, я юркнул в жигуль с другой стороны.

Только когда дом всемогущего Льва скрылся в черной дали, Славка проговорил:

— Неужели обошлось? Неужели отпустил? Что думаешь, Серый?

Голос у него был странный, удивленный, не верящий. Как у человека, узревшего чудо.

Я не знал, что ему ответить. Все что делал и говорил барин, мне показалось странным и нелогичным. Если хочешь отпустить, к чему весь этот цирк. Но факт оставался фактом. Мы ехали домой.

На полпути Славка стал нервным, дерганным. Оп постоянно бросал взгляд в зеркало заднего вида. Пытался обернуться. Я не выдержал и спросил:

— Ты чего?

Он помялся, потом ответил:

— Сам не пойму, только кажется мне, что за нами машина едет. Фары вдалеке то покажутся, то исчезнут. Два огонька.

Я оглянулся. Дорога была пустой, черной, сонной.

— Нет там никого.

Он пожал плечами. Дальше ехали молча. Уже перед самой деревней Лис как-то оживился, обрадовался, даже стал насвистывать веселый мотивчик. Мне тоже полегчало. Я откинулся на спинку кресла и подумал, что чудо все-таки случилось. Что нам, двум везучим паразитам, удалось-таки отделаться легким испугом. А потом…

Потом машину сотрясло. Я даже не успел услышать звука, как всю вокруг утонуло в огне. Пламя пожрало реальность, слизало ее с жизненного пути человечества. Только я этого не видел. Здесь меня больше не было.

Эпилог

За окном звенела капель. Календарь показывал начало апреля. Слава Богу, это был всего лишь апрель 1991 года. Полдень. По шоссе жидким ручейком текли машины. На березе с мокрой веткой в клюве сновала птица. В этой квартире я только что воскрес.

Не родился, не выплыл из бытия. Просто проснулся в удобной кровати, просто повернулся на спину и уставился в потолок. Это воскрешение меня почти уже не удивило. Стало немного интересно, кем был тот несчастный, в чье тело меня поместил Господь. Любопытно и ничего более. Человек — забавная тварь, привыкает ко всему. Даже к смерти. Даже к воскрешению.

Я повернулся на бок, огляделся — сугубо мужская берлога. В углу скомканные комочком носки, на полу у письменного стола две пустые пивные бутылки. На столе — грязные тарелки. Ни одна дама не потерпит таких вольностей на своей территории. Значит хозяин этих хором был одиноким волком.

Одно движение, и я уже сидел на кровати. Тело было молодым, сильным, ловким, что тоже не могло не радовать. Следовало с инспекцией обойти квартиру, но меня обуяла странная апатия. Мне было жаль моей предыдущей жизни, моих друзей. Мне было стыдно перед Славкой.

В коридоре из зеркала на меня смотрел парень, белобрысый, подтянутый, ни худой, ни толстый. Симпатичный нормальный парень. На кухне отрывной календарь рассказал мне об апреле девяносто первого. Я выглянул в окно –там птица строила гнездо. Птица устраивала свою жизнь. Меня словно