По иронии судьбы подобные доказательства адаптивности коалиционной агрессии были получены и для волков. Трудно было ошибиться сильнее, чем Лоренц, считавший, что волки эволюционно не способны убивать друг друга. Как оказалось, частота убийств среди взрослых волков невероятно высока. Ошибка Лоренца состояла в том, что он не различал отношения внутри и отношения между стаями. Внутри стаи, в соответствии с его наблюдениями, ритуализированные сигналы подчинения и правда в большинстве случаев удерживают доминантную особь от убийства. Но между стаями все совсем по-другому28.

Подробные данные по волкам, интродуцированным в Национальный парк Йеллоустоун в Монтане и Вайоминге, показывают, что из 155 трупов, найденных на территории парка за 12 лет, около 37 % были убиты другими волками29. Агрессия между стаями была связана не с нехваткой пищи, а с нехваткой места. В Национальном парке Денали на Аляске, где мониторинг волков вели в основном с вертолета, было показано, что из 50 погибших взрослых около 40 % особей умерли в результате нападения волков из других стай30. Мы не знаем, сколько из этих убийств стало результатом проактивной агрессии, а сколько – результатом вышедшей из-под контроля реактивной агрессии. Но непосредственные наблюдения за драками между стаями показывают, что по крайней мере некоторые из нападений бывают проактивными. Вот, например, случай, произошедший в стае, жившей на реке Коттонвуд-Крик в Йеллоустоуне, в апреле 2009 года31. Пять волков из стаи Коттонвуд-Крик подошли к самке из другой стаи. Самка спряталась в своем логове. Когда незваные гости подошли ближе, их внимание отвлек партнер самки, который находился неподалеку. Чужаки четыре раза отгоняли самца, отбегая на расстояние до трехсот метров, но каждый раз снова возвращались к логову, где пряталась самка. Вернувшись в очередной раз, они забрались в логово, напали на самку и убили ее вместе с двумя щенками. Самка умерла от укусов в голову, шею, живот и пах. Каменные стены логова были залиты кровью. Убийцы оставались поблизости еще пять часов, после чего ушли. Как правило, такие нападения позволяют волкам впоследствии расширить свою территорию.

Шимпанзе живут крупными сообществами с большим количеством размножающихся особей; они спят где придется и отличаются промискуитетом. Волки живут небольшими группами, спят в центральном логове и образуют моногамные пары. Несмотря на все эти различия, убийства у обоих видов следуют одной и той же логике: выбирается беззащитная жертва; нападение осуществляется при большом численном преимуществе; убийцам впоследствии достается дополнительная территория.

Если убийства так эффективны, то почему животные не прибегают к ним чаще? Это легко объяснить. У большинства видов цена нападения на представителей своего вида слишком высока: в драке один на один легко можно получить тяжелые травмы. Всего у нескольких видов структура сообществ позволяет особям объединяться в альянсы, которые могут убивать беззащитных одиночек из других групп с минимальным риском для себя. Среди млекопитающих подобные коалиции пока известны только для социальных хищников и приматов32.

В целом коалиционная проактивная агрессия, направленная на взрослых особей из других групп своего вида, встречается редко. Но в тех видах, где такая агрессия есть, она представляет собой естественное и адаптивное поведение, выгодное для убийц. Коалиционная проактивная агрессия известна у волков, львов, пятнистых гиен, шимпанзе, капуцинов, многих видов муравьев и нескольких других животных. Способы применения коалиционной проактивной агрессии у животных и человека настолько похожи, что возникает закономерный вопрос: лежат ли в основе межгрупповой агрессии животных и человека одни и те же эволюционные принципы? Часть ответа на этот вопрос дают кочующие охотники-собиратели. На их примере мы видим, что в традиционных сообществах люди регулярно используют коалиционную проактивную агрессию, устраивая налеты и засады, и это поведение имеет много общих черт с межгрупповым насилием у волков и шимпанзе.

Мы привыкли считать охотников-собирателей миролюбивыми, и нам трудно представить, как в их жизни может найтись место коалиционным сражениям. Некоторые группы охотников-собирателей и правда совершенно не воинственны – а именно те, которые живут рядом с земледельцами или скотоводами (пастухами кочующих животных, таких как крупный рогатый скот, овцы или козы). Классические примеры – это хадза в Танзании и жуцъоанси на юге Африки (их также называют бушмены кунг, сан или басарва). И те и другие живут на одной территории со скотоводами и на протяжении сотен лет вступают с ними в браки. В военном отношении скотоводы превосходят охотников-собирателей. И хотя известно несколько исторических примеров конфликтов между ними, в последние годы обе группы живут в добром согласии со своими соседями. Если бы между представителями двух культур возникло столкновение, охотники-собиратели потерпели бы сокрушительное поражение (как и происходило в тех немногих случаях, когда столкновения все-таки возникали). Ясно, почему в последние годы межгрупповые конфликты в таких сообществах почти не происходят. Понимая, что вероятность проиграть высока, люди не хотят ввязываться в драку33.

Чтобы оценить, как охотники-собиратели жили в плейстоцене, когда их соседи были более или менее равными соперниками, нужно найти сообщества современных охотников-собирателей, которые до сих пор живут бок о бок, без земледельцев и скотоводов по соседству. В мире известно всего шесть таких мест: Австралия, Тасмания, Андаманские острова, Огненная Земля, Западная Аляска и канадский бассейн Великих озер. И во всех этих регионах наблюдается одна и та же картина. Отношения между соседними группами охотников-собирателей обычно мирные, особенно в пределах одного этнолингвистического сообщества. Но время от времени между ними происходят стычки. В большинстве случаев эти стычки принимают форму нападения из засады, организованного налета или неожиданного набега. Основная техника таких нападений – коалиционная проактивная агрессия, а главная цель – убийство.

До прихода европейских завоевателей, разрушивших традиционный уклад жизни на континенте, все население Австралии целиком состояло из охотников-собирателей. По оценкам 1940 года, в Австралии было почти шестьсот разных лингвистических групп, или сообществ34. Межгрупповые конфликты регистрировались во всех климатических зонах по всему континенту: от пышных лесов севера и юго-востока до суровых центральных пустынь35. Иногда ученым удавалось понаблюдать за такими конфликтами непосредственно.

Антрополог Джеральд Уилер так описал эти конфликты в книге 1910 года, посвященной отношениям между сообществами: “Обычный порядок действий при таких конфликтах – прокрасться к лагерю врага под покровом ночи и на рассвете окружить его. После этого раздается крик, и начинается резня”36. Такие ночные нападения, судя по всему, были универсальны. Герберт Базедов объясняет их так: “Нападающие понимают, что самый верный способ уничтожить противников – это застать их врасплох и перебить до того, как они соберутся с силами и дадут отпор. Для этого удобнее всего либо подкрасться к ним на рассвете… либо устроить засаду… там, где точно пройдет противник”37.