Шрифт:
Закладка:
Мерит приносила мне образцы всех цветов и трав, купленных на рынке и в гавани. Некоторые из них были мне знакомы, другие удивляли резким непривычным запахом. Особенно странными казались местные снадобья, которые здесь делали из высушенных органов животных, измельченных камней и раковин и даже из испражнений. Египетские целители применяли навоз бегемотов и аллигаторов, мочу лошадей и детей, прикладывая смеси из них к различным частям тела в разные сезоны. Некоторые лекарства оказывались воистину чудодейственными, но я всегда удивлялась тому, что люди, так заботящиеся о телесной чистоте, применяют для исцеления столь грязные, а иногда даже смердящие средства.
Хотя в целом познания египтян о растениях были очень глубокими, ибо лечение травами практиковали здесь с незапамятных времен, мне было приятно обнаружить, что я тоже могу кое-чему научить местных жителей.
Так, Мерит прежде и понятия не имела, что отвар семян тмина помогает в исцелении ран. Она купила на рынке иссоп и мяту, посадила их в саду, и они прижились на жирной плодородной земле Египта. Теперь уже больше никто в доме Нахт-ре не страдал от несварения желудка. Мерит прославилась своими необычными снадобьями, а я была довольна, что мудрость моих матерей не пропадает даром.
Моя тихая жизнь закончилась на четвертый год после отъезда Ре-мосе в академию, когда дочери Руддедит пришло время встать на кирпичи. Хатнуф, так звали эту молодую женщину, страдала чрезвычайно. Первый ее ребенок оказался мертвым - он родился точно в срок и был очень красивым, но даже не закричал. После нескольких выкидышей Хатнуф наконец-то почти доносила очередное дитя, но… Схватки длились день и ночь, а результата всё не было, и бедняжка буквально изнемогала от боли, отчаяния и страха. Мерит пыталась ей помочь, но тщетно. Хозяйка дома вызвала жреца-целителя, который вознес молитвы богам и развесил в комнате амулеты, воскурил травы и козий навоз.
Но резкий запах заставил роженицу упасть в обморок, причем она до крови разбила лоб. После этого Руддедит изгнала жреца из помещения, велев ему совершать свои манипуляции снаружи. Наступила еще одна ночь, потом вновь забрезжил рассвет, но боль не утихала, а ребенок в утробе перестал двигаться. Хатнуф, единственная дочь хозяйки дома, лежала неподвижно, полумертвая от страха и страданий, и тогда повитуха предложила вызвать меня.
Рано утром Мерит появилась передо мной в саду. Вместе с ней пришла и сама Руддедит: фигура госпожи четко вырисовывалась на фоне рассветного неба, а на красивом, хотя уже немолодом лице знатной дамы читалась невероятная усталость.
- Деннер, - произнесла она нараспев, как говорили в Египте, - ты должна прийти и сделать все, что сможешь, для моей несчастной дочери. Нам нечем ей помочь.
Запах Анубиса уже проник в комнату. Пожалуйста, пойдем с нами.
Мерит торопливо изложила мне все подробности, и я схватила несколько пучков трав, которые высушила у себя под навесом. На обратном пути госпожа почти бежала. В то утро я впервые покинула сад, едва успев осознать это. Мы прошли мимо дома Нахт-ре, и я вспомнила день, когда в первый раз увидела это место, - с тех пор, казалось, минула целая жизнь. Солнечный свет сверкнул на позолоченных наконечниках колонн перед великим храмом, ветерок с реки чуть шевелил полотна со священными знаками. Дом Руддедит находился по другую сторону от храма, и мы довольно быстро добрались до покоев, где на полу лежала Хатнуф в окружении служанок, почти так же измученных, как и сама роженица.
В комнате витала смерть. Я увидела ее в тени возле статуи Беса, дружелюбного уродца, покровителя детей, который, казалось, скривился от собственного бессилия. Руддедит представила меня дочери, которая в ответ лишь посмотрела пустыми глазами, но стала покорно делать всё, что я ей говорила. Она повернулась на бок, так что я смогла смазанной маслом рукой добраться до лона, но нащупать головку ребенка у меня никак не получалось. В помещении воцарилась тишина; женщины ждали, что я буду делать.
Тень смерти в форме собаки пошевелилась, чувствуя мое беспокойство. Но это лишь разозлило меня. Я прокляла злобное ворчание призрачного пса, и его хвост, и его мать. Я сделала это на своем родном языке, прозвучавшем ужасно сурово после того, как долгие годы подряд мой слух заполняла певучая египетская речь. Должно быть, Мерит и остальные подумали, что я произнесла тайное заклятие, и одобрительно закивали. Даже Хатнуф пошевелилась и посмотрела на меня более осмысленным взглядом.
Я потребовала масло и ступку, смешав самые действенные травы из своего запаса: пастушью сумку и коноплю, которые иногда используют, дабы избавиться от плода в самом начале беременности.
Я не знала, сработают ли они теперь, и беспокоилась, как бы ненароком не причинить вред. Но ничего иного мне просто не оставалось, ибо женщина умирала. Ребенок все равно был уже мертв, но я могла попытаться спасти хотя бы мать.
Вскоре смесь подействовала, и начались сильные схватки. Вместе с другими женщинами я помогла Хатнуф вернуться на кирпичи, стала массировать ей живот, пытаясь протолкнуть ребенка вниз. Ноги не держали бедняжку, и вскоре Мерит сменила Руддедит, встав за спиной Хатнуф, удерживая тело роженицы и нашептывая ей слова ободрения. Тогда я снова засунула руку внутрь и наконец-то нащупала головку ребенка, который должен был вот-вот выйти. Боли Хатнуф стали непрерывными и невыносимыми. Глаза несчастной закатились, и она упала на руки Мерит без сознания, более не способная тужиться.
Комната была залита солнечным светом, но тень в углу не позволяла лучам полностью рассеять мрак. Слезы текли по моим щекам. Я не знала, что делать дальше. Инна когда-то рассказывала о том, как извлечь ребенка из чрева мертвой матери, но эта мать была жива. Я исчерпала все известные мне средства. И внезапно вспомнила песню, которую Инна то ли сочинила сама, то ли услышала в горах возле Сихема.
- Не бойся, - запела я, легко вспоминая мелодию, глубоко проникая в смысл слов.
Не бойся, ибо приходит время,
Не бойся, кости твои крепки,
Не бойся, помощь совсем близко.
Не