Юный эльф также не понимал, зачем его дядя Нельо решил уехать куда-то в горы, ведь ссоры в семье — вовсе не повод обижаться на отца до такой степени. В глубине души Тьелпе начал бояться, что постепенно вся его семья разъедется по разным концам континента и он останется совсем один. Понимание, что этого, разумеется, не будет, не избавляло от терзающих душу страхов.

«Род Финвэ всегда мутил воду», — сказал как-то гостивший в Тирионе брат леди Эарвен, и эти слова теперь повторял каждый при любом удобном случае.

Семья распадалась. Теперь сын Куруфинвэ-младшего ощущал это болезненно, как никогда. Это плохо, неправильно, так не должно быть! Аман ведь — Земля Счастья!

Постепенно боль и страх вылились в желание всё исправить, и юный мастер Тьелперинквар сделал камень, который потом вставил в медную брошь. Он долго не знал, кому хочет подарить своё первое серьёзное творение, но в конце концов принял решение.

***

Нерданель расхаживала по саду из стороны в сторону, бурно жестикулируя и постоянно поправляя плотную зелёную накидку, спадающую с плеч и открывающую тёмно-серое платье, на котором не было ни одной звезды. Бывшая жена главы Первого Дома Нолдор что-то громко доказывала своему отцу и упорно не замечала никого вокруг. Тьелпе уже подумал, что зря пришел, но дедушка Махтан его заметил и сделал знак дочери замолчать.

Достав из кармана сумки брошь, но пока пряча украшение в кулаке, юноша сделал глубокий вдох и твёрдым шагом направился к родичам. Нерданель, внимательно рассматривая внука, уже совсем взрослого, сдержанно погладила его по голове и сказала в сторону:

— Вылитый дед…

Видимо, в её понимании это означало нечто плохое, поэтому Махтан осуждающе покачал головой.

— Я… — немного замялся Тьелпе. — Бабушка, я принес тебе кое-что… Я это для тебя сделал. Вот.

Раскрыв ладонь, юноша с тревогой посмотрел на реакцию прадеда. Он и сам знал — работа не идеальна, но очень не хотел слышать замечания. Слава великому Эру, Махтан промолчал.

Брошь была в форме сердца с короной, немного кривоватой, а в центре крепился крупный кабошон, меняющий цвет с черного на оранжевый в зависимости от угла зрения. В центре камня поблёскивала белая искра.

— Это наша семья, — неуверенно сказал Тьелпе, — все вместе, нас нельзя разделить. Нельзя же разделить камень.

Нерданель взяла брошь дрожащей рукой, по щекам покатились слезы.

— Спасибо, мой хороший, — срывающимся голосом произнесла эльфийка, прикалывая украшение на грудь. — Это самый лучший подарок в моей жизни.

Она обняла внука, и Тьелпе обрадовался. Юный мастер от всего сердца надеялся, что именно сейчас, в этот самый миг, собственноручно воссоединил распадающуюся семью.

***

Чёрный шар на столе у окна засиял, послышалась музыка.

Отложив книгу, составленную тирионским архитектором Орландиром и его учениками, Нельяфинвэ приложил руку к Палантиру и увидел недовольного Макалаурэ. Постепенно изображение менестреля отодвинулось вниз и вправо, в шаре показались по очереди все Феаноринги.

— Итак, братья, — собравшись с духом, сообщил Куруфинвэ-младший, — наша семья больше не семья. Мама заявила, что с неё хватит, и мне пришлось отвезти её в отчий дом. Майти, скажи, это твоих рук дело?

— Может быть, лучше спросить у неё? — оценив реакцию остальных, не сразу ответил старший сын Феанаро. Он видел: Феанариони не согласны с домыслами «папиной копии». Макалаурэ, похоже, не хотел этого разговора вовсе, поскольку, как обычно, догадывался: его никто не станет слушать, а колдовать через Палантир не выйдет, ведь управлять Видящими Камнями может только их создатель. Тьелкормо, только недавно покинувший Форменоссэ, находился где-то в лесу и, по всей видимости, не с Вала Оромэ, поэтому говорить не был настроен совершенно. Морифинвэ всё время что-то пил и жевал, демонстрируя полное безразличие, и лишь Амбаруссар проявляли интерес и волнение.

— Думаешь, я не спрашивал? — Куруфинвэ-младший всплеснул руками, блеснув новым перстнем. — Но сам подумай, Майти: ты разошёлся с женой, потому что вы перестали друг друга понимать, потом ты уехал из Тириона…

— Слушай, Курво, — Карнистир, наконец, всё прожевал, запил и приблизил лицо к шару, став самым крупным изображением, — если женщина хочет уйти от мужа, пусть уходит. Если полюбила другого — значит, пусть уходит к другому. Или ты хочешь сказать, что этот дурацкий закон, вбитый тебе в тупую башку усердными Валар и их слугами, будто эльфы никогда не любят дважды и не должны любить дважды, верный? То есть, если жена разлюбила мужа, ей путь один — в Лориэн поспать?! И если муж за это время уговорил Валар нарушить закон и женился, ей и просыпаться не дозволено?!

Лицо Морифинвэ краснело, становилось страшным, глаза сверкали всё безумнее, а Тьелко ехиднее и ехиднее ухмылялся. Все понимали: тема одной любви для Чёрного Финвэ болезненная, и возможность женщин менять мужей очень важна.

— Ты хочешь сказать, — уже не говорил, а кричал «Краснолицый», — что все Пробудившиеся, у кого любимых сожрали или превратили в орков, должны вечно сидеть одни? Да нас бы тогда некому было рожать!

— Морьо, — Нельяфинвэ постучал пальцами по Палантиру, сохраняя каменное лицо и невозмутимый взгляд, — мы не об этом, полагаю. Не мы придумываем валинорские законы, не мы их отменяем. Что же до ухода матери из семьи, я бы не стал вмешиваться. Уверен, исправить что-то может только отец, если захочет.

— Он не захочет, и мы все знаем, почему! — вспылил Атаринкэ. — Но это наша семья! Мы не можем просто самоустраниться!

— И поэтому надо свалить вину на меня, так? — взгляд старшего Феанариона выразил насмешку.

Морифинвэ снова принялся что-то жевать.

— Это бы всё упростило, понимаешь? — вздохнув, признался Куруфинвэ-младший. — Если бы ты подговорил маму уйти, ты мог бы её вернуть в семью.

— Уверен, что я стал бы это делать? — бесцветные глаза Нельяфинвэ расширились.

Изображение лица Туркафинвэ отдалилось, послышался хохот.

— Пустая башка! — выругался на кого-то Морифинвэ.

Атаринкэ выдохнул, опустил голову.

— Ладно, — сказал он, — хорошо. Я вам сообщил грустные новости, мы всё вместе обсудили, можем жить дальше.

— Спасибо за разрешение, — в