Их объединила новая бессонная ночь, полная слез. Но провели они ее порознь. Первое, что Аня сказала, найдя в себе немного сил — попросила оставить ее одну.

И если в любой другой день, при любых других обстоятельствах Корней настоял бы, но сейчас — не чувствовал права.

Оставил. Снова курил — был слышен запах. Спал ли, Аня не знала. Сама не смогла.

Когда прошли слезы, оставив после себя пустоту, просто лежала на кровати, глядя в потолок. С поразительной сухостью рассуждая о том, как и что будет собирать. Что оставит, что возьмет. Как поблагодарит, чтобы… Оставить в памяти хороший след. Чтобы за ним не тянулась шлейфом вина. Чтобы ему было легче. Хотя бы легче, чем ей.

Встала в пять. Пошла в душ. Долго смотрела на себя в зеркале — серую, использованную, поломанную. Во многом саму виноватую. Волосы уже не мочила. Помоет дома. У бабушки. Что ей скажет — не знала. Скорее всего, ничего. Закроется в комнате и будет рыдать. Может быть когда-то потом… Когда станет легче. Просто в общих чертах…

Решила его проучить. Получила… По заслугам, наверное. Его размышления ведь действительно логичны. И ей действительно не стоит затыкать все дыры любовью.

Пусть будут… Просто дырами. Пусть через них просачивается. Никому не нужная нежность. Отвергнутая всеми любовь.

Он оказался прав, давая им несколько месяцев. Это действительно было ярко. Не очень долго. Он сдался. Она… Не возненавидит, тут ошибся. И именно из-за этого, может, не переживет. Но это будет чуть позже, а пока надо собраться.

Тихонечко. Только то, что принесла когда-то с собой. Не из гордости. Просто, чтобы боли чуть меньше. И воспоминаний.

Утром слез уже не было. Аня понимала — это временно. Видимо, просто закончились, но будет новый день — и снова подвезут по скидке. А пока надо решать…

Заказать такси, наверное. Часов на восемь. Чтобы по-человечески. Но для этого придется дождаться, когда он встанет. Потому что мобильный остался в спальне.

Поблагодарить. Извиниться. Пообещать, что она не появится в ССК больше. У него не будет повода стыдиться. Соврать, что прощает. Понимает даже. Хотя тут даже врать не придется. Она ведь правда многое понимает. Не все, но многое.

В полвосьмого Аня вышла из комнаты. В гостиной и кухне Корнея не было. Дверь на балкон закрыта. На журнальном столике зажигалка. Сам он, скорее всего, у себя. Не позавтракает, наверное, из-за всего этого… И вчера ведь не ел толком. Из-за этой ругани. Из-за того, что на корпоративе злился…

Подошла к холодильнику, открыла… Достала яйца, бекон, масло, включила одну из конфорок на варочной панели, поставила сковороду, проверила жар ладонью…

Подумала, что вот бы прижать к тефлону… Руке будет адски больно, а от сердца это отвлечет?

Вздохнула, мотнула головой, заставила себя опомниться, мыслить трезво, здраво, разумно. Вытекает любовь через дыры — ну и пусть. Пусть льется. Ей так тоже будет лучше. Меньше в ней любви — меньше ей проблем. Всем так будет лучше… Пол впитает.

— Привет.

Услышала за спиной. Оглянулась. Увидела Корнея. Хмурого. Будто осунувшегося. Взъерошенного. Небритого. С покрытой красной сеточкой белками. Тоже не спал, значит.

— Доброе утро.

Ответить «привет» язык не повернулся. Её будто отбросило. В то время, когда «на вы» и без преувеличения шепотом. Когда боялась громко дышать. Когда ходила на цыпочках…

Быстро опустила взгляд, вернулась к своему занятию. Поддела лопаткой, положила на тарелку, взяла вилку…

Поставила там, где он обычно сидит…

— Ты плохо ел вчера. Я подумала…

Ответила на незаданный вопрос в глазах. В которые смотреть долго не могла — больно. Снова развернулась. На сей раз уже к кофемашине. Сделала его любимый. Поставила. Отошла к кухонному гарнитуру, вжалась ягодицами в столешницу, глядя на мойку и вспоминая… Их первый не случившийся раз, ее неуклюжие заигрывания, попытки обольстить… Резко отвернулась, снова закрывая глаза, жмурясь, вдыхая через нос, глубоко… Медленно выдыхая…

Зная, что он не ест — держит вилку в руках, смотрит на нее. Зачем-то…

— Позавтракай со мной, пожалуйста. — Обращается. Смотрит впервые именно на нее вот так, а может и в принципе за все тридцать три года, словно от ее ответа зависит жизнь.

И Аня не может отказать. Пусть знает, что в горло не полезет кусок, кивает, кладет на тарелку яйцо, получившееся хуже, ставит напротив, садится…

Они молча колупают. Смотрят вниз. Просто существуют в новой реальности, где между ними снова стена. Пробивает высотку от верхних шаров атмосферы до земного ядра, проходит посреди его кухни. Разрезает стол. Отрезает связь.

— Я такси закажу. Мне помогать не надо. Не волнуйся. И я заявление по собственному желанию напишу… В понедельник. Я думаю, никто против не будет. Все же поняли, что… А после каникул о чем-то другом заговорят… Мало ли поводов…

Попыталась улыбнуться, посмотрела, будто он мог не заметить новые слезы. А ведь казалось, что сегодня уже без них. Высохли.

— Ань… — Отложил вилку, обратился… — Не руби, пожалуйста.

Сказал, уперся руками в столешницу, увидел, как у Ани увеличиваются глаза, она боится… И руки дрожат — металл вилки громко бьется о тарелку, пока она не соображает, в чем проблема, пока не откладывает…

— Я не подхожу. Не бойся. Я не знаю, что могу сделать, чтобы ты меня простила за ночь. Но мне страшно.

— Не бойся. Все нормально. Я поняла.

— Ань…

— Мне лучше уехать… — он окликнул, Аня мотнула головой. Вздохнула, почувствовала, что на глазах пелена слез. Открыла рот, делая два коротких вдоха, взмахивая руками, поднимая взгляд… — Мне правда лучше уехать. Ты много правды сказал. Мне нечего ответить. Пожалуйста. Позволь. Я не смогу. Я правда не смогу. Это слишком для меня. Я тебя боюсь. — Закончила, хмурясь, чувствуя собственную дрожь… В плечах, в коленях, в пальцах… Смотря в глаза, зная, что он понимает, о чем она. — Хотя бы на время. Пожалуйста. Давай сделаем вид, что это на время. Ты немного остынешь, поймешь, что я тебе не нужна. Такая…

— Ань…

— А я… — слова приходилось выдавливать из себя. И это почему-то внезапно рассмешило. Смех прорвался сквозь слезы. — Черт… Как сложно-то… Я тебя боюсь, Корней. Я не хочу находиться с тобой рядом. Я не могу находиться. Мы друг друга уничтожаем. Слишком сильно любим. Так нельзя.