Заявление было пробным шаром, зондажем. Если бы Гитлер действительно не намеревался напасть на СССР, сосредоточивал войска у границы, чтобы самому отразить советскую агрессию, или хотел таким образом оказать на Кремль давление с целью добиться каких-то выгод, или маскировал этим подлинный план вторжения на Британские острова, он, несомненно, должен был бы незамедлительно откликнуться на заявление ТАСС. Подтвердить в любой, но не вызывающей двусмысленности форме миролюбие Германии.

Этого сделано не было. Официальный МИД Германии ответил на заявление ТАСС полным молчанием. Более того, оно даже не было опубликовано ни в одной германской газете. То был тот самый случай, когда молчание, а точнее, умолчание красноречивее любых слов. Оно означало, что Гитлер уже не желает и говорить о мире. Даже для видимости.

«Коротков»

А вот сообщение из Берлина, пожалуй, наиболее знаменитое — не только по своему содержанию, но и по своим последствиям. Руководство НКГБ передало его товарищам И. В. Сталину и В. М. Молотову:

«17 июня 1941 г.

Направляем агентурное сообщение, полученное НКГБ СССР из Берлина.

Народный комиссар

государственной безопасности СССР

В. Меркулов

Сообщение из Берлина

Источник, работающий в штабе германской авиации, сообщает:

1. Все военные мероприятия Германии по подготовке вооружённого выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время.

2. В кругах штаба авиации сообщение ТАСС от 14 июня воспринято весьма иронически. Подчёркивают, что это заявление никакого значения иметь не может.

3. Объектами налётов германской авиации в первую очередь явятся: электростанция “Свирь-3”, московские заводы, производящие отдельные части к самолётам (электрооборудование, шарикоподшипники, покрышки), а также авторемонтные мастерские.

4. В военных действиях на стороне Германии активное участие примет Венгрия. Часть германских самолётов, главным образом истребителей, находится уже на венгерских аэродромах.

5. Важные немецкие авиаремонтные мастерские расположены... (Следует перечень населенных пунктов. — А. Б.)

Источник, работающий в министерстве хозяйства Германии, сообщает, что произведено назначение начальников военно-хозяйственных управлений “будущих округов” оккупированной территории СССР, а именно: для Кавказа — назначен Амонн, один из руководящих работников национал-социалистической партии в Дюссельдорфе, для Киева — Бурандт, бывший сотрудник министерства хозяйства, до последнего времени работавший в хозяйственном управлении во Франции, для Москвы — Бургер, руководитель хозяйственной палаты в Штутгарте. Все эти лица зачислены на военную службу и выехали в Дрезден, являющийся сборным пунктом.

Для общего руководства хозяйственным управлением “оккупированных территорий СССР” назначен Шлотерер — начальник иностранного отдела Министерства хозяйства, находящийся пока в Берлине.

В Министерстве хозяйства рассказывают, что на собрании хозяйственников, предназначенных для “оккупированной” территории СССР, выступал также Розенберг, который заявил, что “понятие Советский Союз должно быть стёрто с географической карты”.

Верно:

Начальник

1-го Управления НКГБ Союза ССР

Фитин».

Недостоверным в данном документе — для нас, умудрённых историческим опытом, — являются названные здесь первоочередные «объекты налётов германской авиации». Уж мы-то сейчас знаем, что бомбили гораздо больше, нежели только заводы, производившие шарикоподшипники и покрышки... Но в целом информация достоверная и воистину кричащая! Война была на пороге — сомнений в том не оставалось. Поэтому, очевидно, вслед за этим сообщением и последовал вызов — для Фитина (как официально считается) первый и единственный — в Кремль.

Обращаемся к воспоминаниям Павла Фитина:

«Поздно ночью с 16 на 17 июня меня вызвал нарком и сказал, что в час дня его и меня приглашает к себе И. В. Сталин. Многое пришлось в ту ночь и утром 17 июня передумать. Однако была уверенность, что этот вызов связан с информацией нашей берлинской резидентуры, которую он получил. Я не сомневался в правдивости поступившего донесения, так как хорошо знал человека, сообщившего нам об этом».

«Фитин»

<Насколько мы помним, как раз 17 июня 1941 года в Кремле «всесоюзный староста» Михаил Иванович Калинин вручил награды участникам операции «Утка», но мы ещё раз повторяем эту информацию.>

17 июня 1941 года Эйтингона, Каридад Меркадер и Судоплатова пригласили в Кремль, но не в Свердловский зал, как обычно, а в кабинет Калинина, где он и вручил разведчикам коробочки с орденами. Каридад Меркадер и Эйтингон получили ордена Ленина, Судоплатов был награждён орденом Красного Знамени.

Вручая орден Эйтингону, председатель Президиума Верховного Совета СССР М. И. Калинин сказал ему: «Что бы ни случилось — помни: советская власть позаботится о тебе и твоей семье».

Отмечая награждение в этот же день, за пять дней до фашистского вторжения, в номере гостиницы «Москва», Эйтингон сказал Судоплатову: «То, что происходит на границе, не провокация, а война». Он знал, что нашествие гитлеровцев неизбежно, и внутренне был готов к нему.

«Эйтингон»

<А никому разве не показалось странным, что на этой встрече не присутствовали ни народный комиссар госбезопасности В. Н. Меркулов, ни хотя бы начальник 1-го управления НКГБ СССР П. М. Фитин? Всё-таки, наверное, такое награждение следовало бы проводить в присутствии прямых и непосредственных начальников. Но таковые отсутствовали — они были в Кремле, но, как мы понимаем, совсем на другом «мероприятии». Удивительно, однако, что никто до сих пор не заметил совпадения двух событий: вполне возможно, что именно в то самое время, когда М. И. Калинин награждал участников операции «Утка» — ликвидации Льва Троцкого, И. В. Сталин как раз беседовал с П. М. Фитиным и В. Н. Меркуловым.>

Вот что впоследствии зафиксировал на бумаге сам Павел Фитин. Кстати, его воспоминания изначально были засекреченными и увидели свет только в конце 1990-х годов…

«Мы вместе с наркомом в час дня прибыли в приёмную Сталина в Кремле. После доклада помощника о нашем приходе нас пригласили в кабинет. Сталин поздоровался кивком головы, но сесть не предложил, да и сам за всё время разговора не садился. Он прохаживался по кабинету, останавливаясь, чтобы задать вопрос или сосредоточиться на интересовавших его моментах доклада или ответе на его вопрос.

Подойдя к большому столу, который находился слева от входа и на котором стопками лежали многочисленные сообщения и докладные записки, а на одной из них был сверху наш документ, И. В. Сталин, не поднимая головы, сказал:

— Прочитал ваше донесение... Выходит, Германия собирается напасть на Советский Союз?

Мы молчим. Ведь всего три дня назад — 14 июня — газеты опубликовали заявление ТАСС, в котором говорилось, что Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского Пакта о ненападении, как и Советский Союз. И. В. Сталин продолжал расхаживать по кабинету, изредка попыхивал трубкой. Наконец, остановившись перед нами, он спросил:

— Что за человек, сообщивший эти сведения?

Мы были готовы к ответу на этот вопрос, и я дал подробную характеристику нашему источнику. В частности, сказал, что он немец, близок нам идеологически, вместе с другими патриотами готов всячески содействовать борьбе с фашизмом. Работает в министерстве воздушного флота и очень осведомлён. Как только ему стал известен срок нападения Германии на Советский Союз, он вызвал на внеочередную встречу нашего разведчика, у которого состоял на связи, и передал настоящее сообщение. У нас нет оснований сомневаться в правдоподобности его информации.

После окончания моего доклада вновь наступила длительная пауза. Сталин, подойдя к своему рабочему столу и повернувшись к нам, произнёс:

— Дезинформация! Можете быть свободны.

Мы ушли встревоженные...»

Из рассказа Павла Михайловича можно понять, что сначала Фитин доложил о работе 1-го управления или об обстановке в целом — точно не скажешь — и только потом обратился к представленному сообщению. Чувствуется также, что Сталин не проявлял к докладу разведчика особенного интереса, мысли его были заняты чем-то другим. Оно и неудивительно: человек мудрый и коварный, Сталин не мог не понимать, что сейчас его «миролюбивая политика» терпит крах, война неминуема и она должна начаться очень и очень скоро. Представленные материалы были всего лишь очередным тому подтверждением...

Зато, возвратившись 17 июня на Лубянку, <Фитин> всё подробно рассказал Журавлёву и Рыбкиной, и Зоя Ивановна это добросовестно зафиксировала:

«Трудно передать, в каком состоянии мы — члены группы — ждали возвращения Фитина из Кремля. Но вот