Сара зевнула. Они вернулись в каюту, где на откидном столике его дожидался царский ужин… обед или завтрак. В темной космической бездне, да еще и после долгой спячки определить даже приблизительное время можно было… никак, а Ма пьюры заткнули намертво, и некому было сообщить, который сейчас час.

У Илона потекли слюнки при виде золотистого куриного бедрышка, картофельного пюре, посыпанного зеленью, и овощного салата с белыми кубиками сыра, красными кружочками томата и черно-блестящими дольками оливок.

Последние буйные дни прошли на голодном пайке. Столько всего происходило, что на еду просто не оставалось времени. А тут… Он и в Лост Арке видел такие роскошные блюда только по праздникам, да и то не всегда. Подумать только — и куриное бедро, и томаты, и сыр. Совет не жалел средств на своих бедных ягнят… Перед тем, как отправить их на убой.

Хотелось не только есть, но и пить. Илон поднял кружку. Припал губами, вдыхая фруктовую морозную свежесть. Отхлебнул. В кружке оказался прохладный, почти ледяной коктейль из манго, мяты и чего-то молочного. Напиток, сдобренный кубиками льда, которые приятно звенели, разошелся вкусным холодком по телу. И Илон сделал еще глоток, больше первого.

Коктейль был великолепен. Сладость манго, тонкий молочный привкус и холодная ниточка мяты. Словно в грудь залетел ветерок, разбрасывая нежные снежинки. Пить бы и пить.

С великим трудом оторвавшись от напитка, Илон поставил кружку и набросился на еду — жадно и без манер, как дикарь. Он подумал, что, если уж не может бежать из летающей тюрьмы, если уж судьба его предрешена, то не будет проводить свои последние дни в глубокой скорби, а проживет их с кайфом, пусть и под надзором, пусть и в наручниках, пусть с чужой волей в голове, которая, возможно, и подсказала ему этот путь.

Джу и Сара молча смотрели, как его пальцы, сверкающие от жира, разрывают куриное бедрышко и отправляют бело-золотистые, пахнущие чесноком волокна в рот.

— Я как-то смотрел фильм про тюрьму, — чавкая и дурея от вкуса, начал Илон. — Не помню название. Что-то очень старое. И там смертников, ну, тех, кого приговорили к смертной казни, незадолго до того, как посадить на электрический стул, тоже баловали прощальной трапезой.

Ноль реакции. Непробиваемая стена. Уж если Джу не разгадала метафору, то Сара прекрасно поняла намек. Но предпочла спокойно следить за тем, как ее драгоценный пленник уплетает курицу с салатом.

— Джесс… жена Эдварда, — с долей смущения произнесла пьюр. — Он всегда так на меня смотрит. Я сильно на нее похожа?

— Ну… — Илон прожевал, сглотнул. — Есть немного. Только бедра уже и грудь, — он бросил оценивающий взгляд на пьюра, — определенно на пару размеров меньше.

Уголки губ Джу дернулись вверх, но она успела подавить рвущийся наружу смешок.

— А ты похожа на мою Мэй, — сказал Илон, перекидывая взгляд на Джу. — Хотя с ней никто не сравнится. А вы… — Он все-таки немного взгрустнул. — Не дали с ней даже попрощаться. Подозреваю, Рохи так и задумывал, связывая в узел все наши судьбы.

Джу поглядела на Сару. Та словно ощутила ее требовательный взгляд и сказала, явно пересиливая себя:

— Я попрошу кого-нибудь связаться с твоей Мэй после того, как завершится операция.

— Когда все будет кончено, ты хотела сказать, — невесело улыбнулся Илон. — Из тебя бы вышел отличный политик. Так ловко огибаешь острые углы… И поправьте меня, если я не прав, вы ведь двое тоже пойдете с нами?

— Да, — подтвердила Сара.

Джу продолжала молчать, словно воды в рот набрала. С момента его пробуждения, кажется, она не проронила ни слова. Только крикнула в коридор, призывая пьюра.

— Не могу понять, вас-то кто и под каким предлогом заставил жертвовать собой?

— Мы сами согласились, — ответила Сара. — Причем еще до того, как вернулись на Землю, чтобы подобрать двух оставшихся шэллов.

Илон перестал жевать, не поверив ни единому слову.

— Джу — антрополог, — начала пояснять Сара. — Она с детства глазела в небо, пытаясь отыскать там зеленых человечков. И такой шанс… А я… Я просто хочу вернуть то, чего лишили меня при рождении.

Илон непонимающе посмотрел на нее.

— Ты о чем вообще?

— О душе, духе. О том, чего ни ты, ни я, ни Эдвард, ни Джу, ни любой другой шэлл не имеют в силу свой природы.

— И чем тебе не нравится оттиск? — тут же возразил Илон.

— Тем же, чем большинству жителей Лост Арка не нравится рыба со вкусом курицы, — Она посмотрела в его тарелку, где лежали обглоданные косточки. — Кроме того, советники хотели, чтобы в команде… добровольцев был кто-то из них или пьюров. Так что лучшей кандидатуры, чем я, не придумаешь.

— А как же ваши родные?

Сара и Джу молчали. И молчали они очень грустно, словно только в этот миг осознав свое чудовищное одиночество. Никто не ждал их возвращения, нервно покуривая сигареты и беспокойно ворочаясь во сне. Никто не стал бы оплакивать их смерть, их таинственное исчезновение.

— Ясно, — проговорил Илон. — Действительно, идеальные… кх-м, добровольцы.

Он набил рот листьями салата и намеренно громко захрустел, понимая, что его самого по сути тоже некому ждать и оплакивать. Потому что он ничем не отличается от Сары или от Джу — безродная и, как оказалось, бездушная оболочка, до которой никому нет дела.

Вдруг вспомнилась мама…

* * *

Уму непостижимо, но он опять забыл дома дневник! Уже… кажется в третий раз. Он вообще в последнее время постоянно что-то забывал. Назначить встречу Капюшону, чтобы разжиться сигаретами, записаться на прием к врачу, чтобы провериться на болезнь Пика или Альцгеймера, и даже — имена сотрудников, которых знал много лет. Сегодня ни с того, ни с сего назвал Томаса, собственного ассистента, Тоддом. А когда тот осведомился о его самочувствии, внезапно вышел из себя. Было даже немножко стыдно.

Адам закурил, глубоко затянулся и занес руку над пепельницей, заметив на ее краю почти нетронутую тлеющую сигарету. Ну вот… опять. Он покачал головой и в сотый раз подумал, что память превратилась в решето от волнения. Потому что невозможно было так долго держать в себе результаты исследования. Но ничего, ничего. Сегодня он проведет самый важный эксперимент, и уж тогда как грянет!

Шершавый дым покатился в легкие, раздирая гортань, и Адам хрипло кашлянул. К новой марке он пока не привык, а старой Капюшон больше почему-то не промышлял. Сигареты были дрянь дрянью, сразу видно: сделано в Гринвуде. Честное слово, хоть курить бросай. Но момент неподходящий. Совсем не подходящий.

Он опять закашлял, осторожно приоткрыл дверь лаборатории и, высунувшись из нее, обвел внимательным взглядом пустующий главный зал.

Мария, сколько времени?

Семнадцать часов пятнадцать минут, мой гений.

— Кто-нибудь еще тут?!! Э-й!!! Что — все ушли?