Шрифт:
Закладка:
— Передай ей, что я справлюсь…
Голос звучал глухо. А внутри стало пусто. Холодно. Если Филис казнят, она останется одна. На чужой планете. В лапах врага. Байон? Жив ли он еще? Оставят ли его живым после сегодняшнего? Увидит ли она его снова? Все неважно. Уже неважно.
Батима коротко кивнула и сдавленно произнесла:
— Я постараюсь прийти вечером.
Потом она ушла. Пронзительно скрипнула дверь. Закрылась со стуком. Стало тихо. Как в могиле.
Саша сидела на полу и дышала. Медленно. Ровно. В голове царила звенящая пустота. А где-то внутри начала зарождаться безумная надежда на то, что все еще исправится. Как-нибудь. Может быть, сейчас киорийский корабль уже мчится сюда и к вечеру будет на орбите. Может быть, они успеют в последний момент, и Филис останется жива. Их спасут. Заберут домой. Туда, где тихо, спокойно и уютно. Где нет камер. Казней. Войны.
Отчаянно захотелось закрыть глаза и проснуться. Пусть все окажется сном. Кошмарным, безумным сном. Пусть она проснется. На Киорисе. С Икаром. Пусть никогда больше его не покинет. Или… Она согласна даже на Землю. Пусть не было того взрыва. Пусть Талия осталась жива. А она, Александра Владимировна Светлова, так и живет на Земле, своей тихой, серой жизнью. Только… Только бы ничего этого не было. Только бы Филис осталась жива…
Лицо стало мокрым. Горло перехватило так, что звуки не проходили. Рыдания оставались где-то внутри. Разрывали грудную клетку болью и страхом. Отчаянием от собственного бессилия. От смеси надежды и ужаса.
Спустя какое-то время Саша встала и медленно, словно старуха, дошла до доски. Легла, снова прижав колени к груди. Отвернулась к стене. Закрыла глаза. Пусть она уснет и проснется в другом мире, где больше не будет боли. Пусть… Господи, да пусть с ней случится все, что угодно, но разве другие заслужили? Ольга, которую едва не убили. Филис. Байон. Сережка… Неизвестно, что творится на Земле. Родители. Дом… Лучше бы она тогда умерла. Поплакали и забыли. А теперь…
Ее кидало из крайности в крайность. От надежды до бездны отчаяния. От агонии и самобичевания до холодного анализа ситуации с просчетом разных возможных исходов. От желания кричать до тихого скулежа в уголке.
Голова болела. Кожу на лице стянуло. Глаза опухли. Несколько раз она пыталась докричаться до стражников. Требовала принести воды. Позвать кого-нибудь. Хоть кого-нибудь… Никто не приходил. И само по себе одиночество становилось худшей пыткой. Не с кем разделить ни боль, ни злость, ни страх. Не на кого спустить эмоции. А держать в себе…
В какой-то момент отчетливо захотелось разбить голову о стену. Камни твердые. Шершавые. Будет больно. Зато потом ничего. Тишина. Покой. И никаких больше смертей. Вот только она обещала Филис, что справится. Справится.
Саша не знала, сколько прошло времени, прежде чем буря внутри немного улеглась. На смену вулкану эмоций пришла апатия. Она снова легла на лавку. Теперь уже лицом к решетке, чтобы дождаться прихода Батимы. Придет ли она? Обманет? И много ли правды в ее словах? Стоит ли ей доверять?
Вопросы были ленивыми. Обдумывать их не хотелось. Ощущение времени стерлось полностью. А потом снова пронзительно заскрипела дверь. Тихие шаги по коридору. Белый силуэт.
Землянка встала и подошла к решетке на автомате. Ноги едва шевелились. Кажется, она уже сутки не ела. И не пила. Батима взглянула на нее пустыми глазами. Сглотнула. Облизала губы.
— Церемония закончилась. Рабыни собирают пепел.
Пепел. Костер. Снова замутило. От голода или отвращения? Непонятно.
— Их сожгли вместе.
Слова доносились словно через вату. Чуда не случилось. Никто не прилетел. Их не спасли.
— Возьми. — Тонкая ручка протиснулась между прутьев и сунула ей маленький флакон. — Это вода. Чистая. Я постараюсь найти кого-нибудь, чтобы отдали приказ тебя кормить. Иначе…
Смерть от голода. Говорят, не такая уж и страшная. Легче, чем сгореть заживо. Воду она взяла тоже на автомате. Кивнула. Направилась к кровати. Батима постояла еще минуту, а затем ушла.
Саша молча смотрела в стену, сжимая в руке флакон. Небольшой. Там всего-то грамм пятьдесят или семьдесят. Не так уж и много. Яд? Может, так даже лучше? Не мучиться. Не ждать, что будет с ней. Что решат неведомые этроссы. Что…
Талия вышла из стены напротив и остановилась, скрестив руки на груди.
— Значит, смерть Филис была напрасной? Ты сдашься и позволишь им победить?
— Они уже победили…
— Если ты так думаешь, то конечно.
— Уходи…
Не хватало еще поругаться с призраком.
— Не могу.
— А где ты тогда была раньше?!
Неожиданная злость заставила подняться.
— Где тебя носило?! Если бы ты была здесь!
— Ничего бы не изменилось… И ты это знаешь.
Ее слова словно волнорез, о который разбилась ее злость. Бессилие и горечь остались. Грудь вздымалась и опадала. Внутри словно раскрылся прямой проход в ад. Жар. Ярость. Боль.
— Убирайся. Не хочу тебя видеть.
Призрак растворился в воздухе.
Пальцы сжались на несчастной бутыли. Саша взглянула на флакон. Зубами выдернула пробку. Выплюнула. Одним махом выпила все содержимое. Вода. По крайней мере, по вкусу. Просто вода. И есть хочется. Желудок свело от боли. А та подстегнула злость. Ярость, от которой перед глазами все краснеет. Голову будто сдавило тисками. А с губ сорвался вой. Сначала тихий, он становился все громче, эхом отдавался от стен. А затем перешел в рев…
Земля
…Золотистый блинчик, аккуратно обжаренный с обеих сторон, лег на тарелку. А на раскаленную сковороду потекло тесто, равномерно распределяемое привычными движениями. По кухне витал приятный аромат еды. В кастрюльке мирно побулькивали щи. В духовке доходила курица в сметане. Еще бы компот сварить, и полный комплект. Но время для ягод еще не подошло, а мороженные у Сашиных родителей кончились.
Ольга перевернула очередной блин, прислушиваясь к подозрительной тишине в квартире. Анну Ильиничну они сегодня отправили к мужу — все равно волнуется и дома места себе не находит. Так пусть лучше съездит и с врачами поговорит. И ей спокойнее, и на кухне мешать не будет.
Сергей после вчерашнего напоминал призрака. Читать ему нотации расхотелось. Жалость перевесила. А вот приставить к делу получилось. В магазин они с Креоном сходили. Продукты в четыре руки принесли. Потом уборкой занялись, а полчаса назад, когда блюда подходили к последней стадии готовности, забрали из садика детей. Поэтому тишина и напрягала.
Блин присоединился к стопке уже готовых, а на сковороду вылились остатки теста.
С утра Сережка еще сторонился киорийца. Смотрел искоса. Больше молчал, но потом любопытство взяло верх, и во время уборки им уже порой приходилось напоминать о цели происходящего, иначе тема разговора слишком увлекала. Мужики… Ученые.