Рой всегда беспокоился о своем теле. Иногда его тело действительно ломалось, но обычно это была исключительно его одержимость собой.

Его машина, оранжевая "Нова", ужасно пахла Гарбо и всегда была усыпана обертками от фастфуда.

Рою, ипохондрику, приснился сон. Точнее, видение. Он собирался заработать кучу денег, 5 000 долларов, за участие в фильме Шанталь Акерман. Эти деньги были неожиданными. Когда он получил эти деньги, он хотел заплатить врачу 5 000 долларов, чтобы тот покатал его вонючую оранжевую "Нову" по Манхэттену, а Рой сидел на заднем сиденье и жаловался врачу на все свои недуги.

Рой приглашает Кертиса Фаулкса на тромбон. Большой, нежный чернокожий парень, такой же милый и робкий, как и все остальные. Кертис "Бонер" Фаулкс мог бы играть вещи Фреда Уэсли/Джеймса Брауна, если бы захотел, и в его звучании чувствуется эта душа.

Тони уезжает, чтобы играть с Бобом Диланом, и теперь он действительно собирается зарабатывать на жизнь. Дуги играет в одной из репетиционных комнат в театре WestBeth. Я заглядываю к нему, чтобы потренироваться, потому что Эван на время поставил свое пианино в комнате Пола Блея. Там с ним играет паренек, они вдвоем, на басу и барабанах. Они прекращают играть, когда я вхожу.

Этот парень, в нем что-то есть. На нем странные ботинки. Он стесняется и не собирается играть, пока я там. Он ничего не говорит.

У меня возникло предчувствие, и я позвонил Даги позже, чтобы спросить его.

"Что это был за ребенок?"

"Кто, Эрик?"

"Басист, парень, как его там. В эльфийских ботинках".

"Да, Эрик. Эрик Санко".

"Он умеет играть?"

Дуги немного колеблется. Он боится, что если он порекомендует этого парня и ничего не выйдет, я буду винить его.

Но он выходит и говорит: "Да, он может играть".

"Сколько ему лет?"

"Девятнадцать".

Так и не услышав игру Эрика, я нанимаю его для участия в туре.

Рой также привлек Марка Рибота. Марк говорил о Ральфе Карни, который играл в группе Тома Уэйтса, когда Марк играл в ней, что у Ральфа левый мозг самого умного человека в мире. Это было правдой в отношении Ральфа, но в значительной степени это было правдой и в отношении Рибота.

Марк - музыкальный гений. Из него исходит столько идей, что это часто становится проблемой. Ему требуется время, чтобы найти свое место в The Lounge Lizards. Трудно понять, особенно для гитары в Lizards, каким должен быть диссонанс. Где играть с музыкой, а где идти против нее. Я постоянно даю Марку указания, на репетициях, перед концертом, после концерта, но, кажется, они так и не усваиваются.

Но на самом деле Марк прав. Он должен сам найти место для гитары в этой музыке, и никакие мои советы не помогут.

Гитара часто используется для того, чтобы скрашивать музыку, когда она становится слишком джазовой. Когда Арто был в группе, это было идеально, потому что у него отличное чувство текстуры. Просто Арто, по сути, ничего не смыслил в музыке.

Но Марк уделяет много времени тому, чтобы просто определить, какой цвет должна иметь гитара в группе. Роль этого стула.

Итак, это Рой, Кертис, Рибот, Эрик, Дуги, я и Эван. Вскоре Дуги приглашает Э. Дж. Родригеса на перкуссию. Это безумно хорошая группа.

Каждый из этих парней разбирается в самых разных видах музыки. Я черпаю отовсюду: от Джеймса Брауна до балийской музыки, от Вареса до Колтрейна, и они помогают мне в этом. И у них у всех есть та особенность, когда они могут играть на своем инструменте так, как будто только что нашли его на улице. У них у всех есть некая наивность, которая позволяет им играть ломано. Это огромная проблема хорошо обученных музыкантов: Что бы они ни играли, в этом слышна школа. Он никогда не сможет добраться до того места, где мы творили хаос, или до другого конца этого спектра, места детской мечты.

-

Друг Джима Луис Сарно жил с пигмеями. Он женился на пигмейке. Он записывал их. Их музыку. И у Джима было много кассет. Эта музыка была настолько органичной частью жизни пигмеев, и она была чрезвычайно сложной ритмически, о чем, я уверен, они и не подозревали. Вот чего я хотел от своей группы. Этот органичный ритм. Идея о том, что эта песня написана в размере 11/8 или 4/4, отбрасывается в окно. "Мы просто все здесь разговариваем, мы знаем Стравинского и можем его играть, но мы живем именно здесь".

На репетициях группа очень быстро становилась хорошей. Я приходил с мелодией и фрагментами басовых линий или роговых партий, и мы прорабатывали их вокально на репетиции.

Все эти ребята были умными, веселыми и музыкальными. Мы любили друг друга. Все было так, как и должно быть.

Наверное, именно поэтому я в какой-то степени обижаюсь на фильмы, ведь музыка начала становиться действительно красивой, мощной вещью, не похожей ни на что, что было раньше, а люди хотели знать только о фильмах.

Но есть одна проблема. Эрик несовершеннолетний, и, похоже, он не сможет поехать в тур. Я должен подписать все эти официальные документы, как будто я его законный опекун, о том, что я буду отвечать за него в дороге.

Позже Эрик скажет, что это было все равно что отдать яйцо на хранение горилле. Но все в порядке, потому что горилла подписала его.

Мы с Лиз не ладим. Я не хочу употреблять наркотики, а она настроена на это. Она танцует go-go и постоянно исчезает. Она говорит, что идет в магазин, и пропадает на четыре часа. Ее объяснения туманны и отстраненны. Мало того, что она исчезает, так еще и моя пачка стодолларовых купюр, оставшаяся после просмотра фильма, уменьшается. Я не могу понять, как мы тратим их так быстро. Сейчас это кажется таким очевидным - вы читаете это и знаете, что произошло, - но я просто отказывался впускать это в свою голову.

Мы на Третьей улице, спим на поролоне на полу, и тут нас будит безумный шум из мужского приюта. Кровавые крики и похабный смех. Вот на что похож ад.

Лиз не открывает глаза. Она отворачивается к стене и говорит: "Это не то, чем должна быть жизнь".

Она права. Так жить нельзя.

Я действительно стараюсь не накуриваться. Я проскальзываю, но я не делаю из этого миссию. Лиз, конечно, накуривается