позволяющего читателю провести дальнейшее расследование, он ограничивался такими простыми запросами, как направление в порт и на почту, номер в гостинице и молоко (в равной степени индийский и британский запрос).

Несмотря на пятнадцатимесячное проживание, когда он пришел к написанию второго тома своего исследования по истории, культуре и обществу Японии, Фазли в конечном итоге был вынужден обратиться к источникам на английском языке. Доказательством тому служит его библиография, в которой он переписал и перевел на урду названия книг, к которым он обращался. Как уже отмечалось, из примерно пятидесяти цитируемых работ все, кроме двух - образовательного исследования Масуда на урду и английской версии "Духа Японии" Тагора - были либо европейскими рассказами о Японии, либо английскими переводами японских работ. Чаще всего цитировался романтизирующий греко-ирландский рассказчик Лафкадио Хирн, а среди горстки переведенных японских текстов были такие, как "Ночная сторона Японии" Фудзимото Тайзе, где давались туристические советы о театрах, представлениях гейш и фестивалях. Ограниченный кругами экспатриантов, Фазли был настолько ограничен в знакомстве с местным обществом, что, чтобы выйти за рамки наблюдений на уровне улиц, он был вынужден полагаться на "Домашнюю жизнь в Токио" Иноуэ Джукити, написанную на английском языке, чтобы дать иностранцам "краткий отчет о жизни, которую мы ведем". Если с точки зрения межазиатских связей это был шаг за пределы европейских книг, то как средство входа в отечественную сферу, которая оставалась для него закрытой, это оставалось посредничеством в другом обличье. Тем не менее в итоге Фазли написал самое подробное описание Японии не только на урду, но и, возможно, на любом ближневосточном языке.

 

Паттерны лингвистической преемственности

В марте 1932 года, через шесть месяцев после вторжения в Маньчжурию и после пятнадцати месяцев работы в Токийской школе иностранных языков, Фазли отплыл в Калькутту на борту японского парохода Arizona Maru. Причины его отъезда остаются неясными: возможно, из-за ужинов в британском посольстве его заподозрили в шпионаже в пользу британцев, как, похоже, и сами британские чиновники следили за ним. А может быть, это был краткосрочный контракт, как и у его непосредственных предшественников. Как бы то ни было, между Индией и Японией Фазли оказался зажатым между двумя империями, пытаясь собрать достаточно информации, чтобы рассказать своим соотечественникам "правду о Японии", которую он обещал в названии своей книги.

Токийской школе иностранных языков не составило труда найти ему замену. Через несколько месяцев после его ухода его пост занял преемник, Нур аль-Хасан Барлас, который, как и Фазли, был выпускником Алигархского мусульманского университета и по такому же контракту преподавал урду и персидский. Барлас пробыл здесь дольше Фазли, наладив связи, которые позволили ему остаться в школе до Второй мировой войны, когда школа и ее преподаватели стали ключевым активом для японского завоевания Азии. Тем временем, в 1936 году, Барлас собрал материалы из Токио для специального выпуска литературного журнала "Саки" ("Виночерпий"), расположенного в Дели, посвященного Японии. Авторы, которых он привлек, отражали социальные круги, в которых вращался и Фазли. Одна группа состояла из индийских купцов-эмигрантов и их жен, которые писали эссе на темы коммерции или местного колорита: Барлас попросил свою жену написать "Касатусу ке Гарм Чашме" ("Горячие источники Кусацу") о посещении знаменитого курорта, а Ханифа Рашид Фатехали, супруга одного из ведущих индийских торговцев Кобе, написала короткие биографические мемуары "Япония тис Барас меин" ("Тридцать лет в Японии").

Другая группа авторов - все японцы. Они написали короткие живописные статьи о цветении сакуры и знаменитых храмах, а также одностраничное резюме "Такэтори моногатари" ("Повесть о бамбуковом резце") X века и отчет о современной студенческой жизни. Все четверо авторов были из Школы иностранных языков: двое - студенты Барласа, названные только Накамура и Сато, а двое - его старшие коллеги, профессор Сава и профессор Гамо. Хотя Сава Эйдзу вскоре займет должность преподавателя урду в Университете иностранных исследований Осаки, Гамо Рейичи был главным японским информатором, упомянутым в книге Фазли, который к моменту появления его статьи в "Саки" отправился в двухлетнее ознакомительное турне по Индии и Ирану, финансируемое японским Министерством образования. Барлас объяснил в своем предисловии, что все четыре статьи были написаны непосредственно на урду, поскольку, будучи студентами и преподавателями этого языка, их авторы могли "писать на урду очень правильно". Поддерживаемая растущим императорским государством, японская индология явно развивалась дальше, чем индийская японология.

Остался один японский автор, написавший два коротких стихотворения и рассказ о путешествии в Индию. Это был Ногучи Ёндзиро, известный поэт, журналист и литературный критик, который долгое время переписывался с Тагором, а годом ранее был отправлен в Индию с официальной миссией, чтобы заручиться поддержкой вторжения Японии в Китай. Поскольку Ногучи, получивший калифорнийское образование, был профессором английской литературы в токийском университете Кейо, написал десятки книг и поэтических антологий на английском языке и использовал этот язык для обмена мнениями с Тагором и другими англоязычными индийскими интеллектуалами, он, вероятно, написал свою статью и стихотворение для Saqi на английском, которые затем были переведены литературным критиком из Дели Зафаром Куреши. И снова индийское понимание Японии было опосредовано общим знанием английского языка, который сам становился азиатским лингва-франка.

Пишущий из Индии, Фазли также предоставил статью для специального выпуска Saqi, в которой он рассказал о том, как европейцы стали доминировать в японской торговле в начале периода Мэйдзи. Если это была не совсем торговля, ведущая к межкультурным знаниям, то это был признак их критического сближения. Но, несмотря на то, что Фазли устроился учителем (а затем и директором) в мусульманскую среднюю школу, он сохранил свои японские интересы. В том же году, когда вышел специальный выпуск "Саки", он воспользовался новой импортной коммуникационной технологией, чтобы распространить свое понимание Японии через серию лекций на урду на спонсируемом государством Всеиндийском радио. Затем он обратился к литературе, написав сборник рассказов под названием Anokhe Afsane (Strange Tales). Тем временем в Токио его преемник, Барлас, составил на урду антологию японских детских песен для того же издательства, которое использовали Масуд и Фазли, повторяя недавнюю моду на детские рассказы на бенгальском языке на японскую тематику. Если антология была незначительной работой по сравнению с почти четырьмя сотнями подробных страниц "Хакикат-и Япония" Фазли, то она, очевидно, была улучшена в одном главном отношении: в том, что была переведена непосредственно с японского.

Когда Японская империя объявила войну Британской империи в декабре 1941 года, почти четыре десятилетия индийского японофильства нашли новый выход в антиколониальной Индийской национальной армии, сражавшейся с британскими и лояльными индийскими солдатами в Малайе и Бирме. (Многие другие отважные индийские солдаты