Шрифт:
Закладка:
Ее пальцы обхватывают мое лицо, медленно поглаживая по щеке, пока она заглядывает мне в глаза, и я вижу момент, когда она собирается с духом, но все равно жду.
— Есть какая-то особая причина, по которой ты всегда носишь шапку? — спрашивает она, и я делаю глубокий вдох, чувствуя легкое головокружение, хотя и знал, что она собиралась произнести эти слова.
— Да. — Я на мгновение закрываю глаза, пытаясь сохранять спокойствие, но это трудно, когда это всплывает в разговоре.
— Ты не обязан мне говорить, я просто поинтересовалась, вот и все, — успокаивает она, но я качаю головой. В данный момент мы все хотим поделиться с ней нашими темными и порочными историями, так почему бы и нет?
— Я могу сказать тебе, только наедине, — бормочу я, оглядываясь по сторонам, и мой взгляд останавливается на водопаде. Я знаю, что под ним есть огромный выступ, и там было бы достаточно уединенно, чтобы мы могли поговорить.
Оглядываюсь на остальных, когда они расслабляются, слушают музыку и болтают. Ксавьер наблюдает за мной с беспокойством в глазах, замечая, что мы больше не смеемся и не шутим, вероятно, видя, как внутри меня разгорается огорчение. Я указываю большим пальцем за спину, показывая на водопад, и он кивает.
— Следуй за мной, — говорю я ей, переплетая свои пальцы с ее, и она идет в ногу со мной, переходя вброд воду рядом со мной, которая достигает ее ключиц.
Я не могу сказать, вспотели ли у меня ладони или это просто от воды, но когда мы оказываемся прямо перед низвергающимся водопадом, я с радостью отпускаю ее руку и ныряю под струи, стаскивая при этом шапку.
Выныривая с другой стороны, я убираю волосы с лица и бросаю шапку на влажный выступ в пяти футах от меня, ожидая появления Иден, и, как гребаная сирена, она выныривает из воды. Я наблюдаю за каждой каплей воды, стекающей по ее лицу и шее, когда она моргает и открывает глаза.
Ей требуется мгновение, чтобы оглядеть пространство, в котором мы сейчас находимся, и на этот раз именно она протягивает мне руку. Для меня совершенно непривычно, как легко переплетаются наши пальцы, словно два кусочка одной головоломки, и по мере того, как она ведет нас к выступу, я обнаруживаю, что все больше и больше готов открыться.
Не желая пока вылезать из воды, я упираюсь руками в камни, глядя на свою шапку вдалеке. Моя голова горит от этого напоминания, когда Иден тихо стоит рядом со мной, не торопясь, но каким-то образом демонстрируя свою поддержку.
— Когда я впервые попал в исправительное учреждение Холмса, мне было одиннадцать, — бормочу я, позволяя словам слететь с моих губ, постепенно расслабляясь, преодолев первоначальное препятствие при запуске воспоминаний. Иден ничего не говорит, но нежно сжимает мои пальцы, поощряя меня говорить в моем собственном темпе. — Я действительно не понимал, что я сделал не так. Я потратил все это время, пытаясь собрать воедино то, что я сделал, что так расстроило моих родителей, но только когда я стал немного старше, я понял, что на самом деле я был не виноват с самого начала.
Закрывая глаза, я чувствую, что снова возвращаюсь в темное бетонное замкнутое пространство. Один, но слишком упрям, чтобы бояться.
— Мне так жаль, — шепчет Иден, ее дыхание обдает мое плечо, когда она говорит, и я качаю головой.
— Тебе не за что извиняться, Иден. Я оказался в ловушке ситуации, из которой у меня не было возможности выбраться, потому что единственными людьми, которые могли спасти меня, были мои родители, и именно они поместили меня туда в первую очередь.
Я помню, как когда-то исследовал значение слова "родитель". Тот, кто рожает, или же воспитывает ребенка. Я, должно быть, напечатал это слово десятью разными способами, но каждый раз оно имело значение, к которому я не имел никакого отношения. Мои мать и отец никогда не воспитывали меня должным образом. Я всегда удивлялся, зачем они вообще побеспокоились о том, чтобы завести ребенка.
— Первый раз меня отправили туда на следующий день после моего одиннадцатого дня рождения. У меня не было ни вечеринки по случаю дня рождения, ни праздника, ни торта, но на следующий день я пришел домой из школы, и миссис Даффи испекла мне шоколадное печенье и открытку, поскольку накануне я проговорилась, что у меня ничего нет — ни вечеринки, ни подарков.
Я вижу понимание на ее лице, когда упоминаю учительницу, которая была так мила со мной в детстве. Теперь ей сходит с рук говорить любому из нас все, что ей заблагорассудится, потому что мы знаем, что она стоит тысячи людей в этом городе, за исключением Иден.
— Вот почему она чертовски крутая, потому что ей пришлось так долго терпеть тебя, — заключает Иден с улыбкой, и я ухмыляюсь в ответ.
— Да. Она классная. Но когда в тот день я пришел домой с угощениями, мой отец, Грант, только взглянул на них и слетел с катушек. Если честно, мои воспоминания об этом немного отрывочны, но он бил меня так же, как и тогда, когда я плохо себя вел, только на этот раз это не ограничилось ударами в туловище. Я помню, как он держал в руке спортивный трофей колледжа, направляясь ко мне, а моя мать, Мойра, стояла и наблюдала за происходящим в дверях. Следующее, что я осознал, — это то, что я очнулся в исправительном центре для несовершеннолетних с двадцатью двумя швами на голове.
Обхватив ее запястье рукой, я медленно подношу ее пальцы к шраму, который тянется от затылка к моему правому уху. Неровная приподнятая кожа сейчас так же заметна, как и в тот день, когда это произошло, поскольку она была грубо зашита, без всякой осторожности или экспертной точности, потому что мой отец хотел, чтобы это оставалось в тайне. Я вижу, как расширяются ее глаза, когда она ощупывает шрам от края до края, но выражение ее лица смягчается.
— Я могу только предположить, что это было потому, что он чувствовал, что я опозорил семью, приняв подарок от миссис Даффи, но об этом больше никогда не говорили, так что я никогда по-настоящему не понимал — добавляю я, пытаясь отвлечься от ее прикосновения.
Я чувствую, как она пытается заглянуть мне в глаза поглубже, хочет прочесть мои эмоции, но я давным-давно подавил это дерьмо. Сделав
