же это за возмущение? — потребовал Сарис. Оба знали, что разговор, произошедший только что, вряд ли состоялся бы, если бы кто-нибудь не заглушил камеры наблюдения и записывающую аппаратуру.

— Мы не смогли идентифицировать его, сэр. Возмущение длилось всего секунду. Возможно, всего лишь незначительное колебание мощности, — сказал молодой человек, пытаясь не выдать себя. И свое начальство. Известно, что старшие офицеры иногда используют глушилки. Если их поймают, дело может обернуться концом карьеры. А то и вовсе жизни.

— И что вы собираетесь делать с этим? — спросил Сарис.

— Записать в журнал, сэр, — молодой человек выдал нужный и правильный ответ.

— В таком случае, так и сделайте. Я буду у себя в каюте. Разбудите меня, только если произойдет что-нибудь очень важное. Понятно?

— Да, сэр.

Вице-адмирал Ральф Баха, не оглядываясь, отправился в свою каюту. Он мог надеяться, что у его флота достаточно времени, чтобы не оглядываться через плечо, вдруг появятся основные силы Вардхейвена, и сосредоточить все внимание на быстро приближающейся цели.

До контакта 11 часов

Хонови смотрел на большой телевизор в главной гостиной Дома Правительства. Трудно представить, что это здание впервые с тех пор, как ему исполнилось тринадцать, больше не его дом.

— Разве нельзя сделать картинку почетче? — спросил Моджаг Пандори, исполняющий обязанности премьер-министра от оппозиционной команды. — Где пульт?

Похоже, он решил так тонко оскорбить всю проделанную работу Лонгнайф за все это время, но Хонови решил не отвечать.

Телевизор старый, а еще кто-то поигрался с яркостью. Куса мрачно смотрела на Хонови. Ну да, она из тех, кто изо всех сил старается исправить положение… и делает его хуже. Старый телевизор прекрасно иллюстрировал весь тот беспорядок, в котором оказался Вардхейвен.

Хонови подошел к телевизору, открыл блок управления и нажал пару кнопок. Экран телевизора обрел должную четкость. Отец и исполняющий обязанности премьер-министра сосредоточились на картинке и на заметили, как за их спиной Куса жестами извинилась. Хонови подмигнул ей.

Картинка демонстрировала главную космическую лифтовую станцию. Люди стоят в длинных очередях, подъезжают машины. Голос за кадром объясняет, что всего несколько часов назад на станции еще никого не было, эвакуация Верхнего Вардхейвена завершилась, никто не поднимался и никто не спускался… наглая ложь, ради которой Хонови постарался, чтобы не было никаких снимков, чтобы опровергнуть ее. До того момента, когда придет время для настоящих новостей.

А сейчас все изменилось. Правительство сняло запрет на полеты в космосе близ Вардхейвена и разрешило кораблям лететь от станции Верхний Вардхейвен до точки прыжка Альфа. И вот жители других миров, застрявшие в это неблагополучное время на Вардхейвене, ринулись спасаться бегством.

Видео демонстрировало то, что Хонови надеялся никогда в жизни не видеть больше никогда. Испуганные женщины, с детьми на руках, которых не понимали, что происходит, и испуганные только из-за того, что матери и отцы напуганы. Мужчины суетились, как это обычно бывает, либо зазря, либо еще больше усугубляя положение, женщины торопились, но при этом желали знать, почему до сих пор не сделано ничего нужного.

Хонови уже третий день пытался сдерживать страх, но теперь это страх исходил из широко раскрытых детских глаз, из срывающихся голосов матерей и недовольства мужчин. Да, это был страх. И сейчас, когда его показывали по телевизору, он станет открытым для всеобщего обозрения.

— Ну, теперь ты удовлетворен? — спросил, словно плюнул, Пандори. — Я все еще убежден, что нам следовало оставить корабли на месте. Никто не посмеет бомбардировать нас.

— Ультиматум был вполне понятен, — медленно сказал Хонови с упорством, которое, как он надеялся, наконец, пробьет броню отрицания Пандори. — Они используют старые формулировки из времен, предшествующих Единству. Девяносто, сто лет назад планета должна была сдаться, потерять контроль над космосом и выплатить репарацию. Обычно это означало принятие на себя долга планеты-победителя перед Землей. Не самое приятное время.

— Но они не требуют репараций, — заметила Куса. — Они хотят нашей полной капитуляции.

— Эти линкоры послал Петервальд и играют они на большую ставку, — сказал папа. Он пытался молчать, как и обещал, хотя было видно, что трудно дается.

— Это ты так говоришь, — отрезал Пандори. — У вас, Лонгнайф, под каждой кроватью найдется враждебный Петервальд. А я утверждаю, что следует игнорировать их и заниматься своими делами. Они не посмеют стрелять в нас. А когда вернется флот, мы уладим все, что нужно уладить.

Вот так. Все карты на стол. Блеф. Пандори хорошо удавалось блефовать. Папа ударил кулаком по подлокотнику кресла.

— А что, по твоему, будут делать эти шесть линкоров, пока наш флот будет лететь от точки прыжка? Наши линкоры прибудут к дымящимся руинам, а эти бандиты уже будут подлетать к другой точке прыжка.

— Пап. Господин премьер-министр. У нас уже был этот разговор, — вставил Хонови. Так оно и было. И могло повторится еще много-много раз, если бы на него было время. Восемьдесят лет мира породили «цивилизованные ожидания», как выразился Пандори. «Веру в систему», как выразился отец. «Невозможность осознать реальность произошедших перемен», — так Хонови сказал Кусе, когда их никто не слышал. Она не согласилась, правда, не стала настаивать и попыталась убедить отца принять необходимость перемен. Хонови в том же ключе обрабатывал своего отца.

— Нужно проработать формулировку ответа на требование о сдаче и приказы флоту, — сказал Хонови, переходя к следующему пункту в свое списке дел. — И нужно сделать это за два ближайших часа, если не быстрее.

— Почему так быстро? — проворчал Пандори. — Чтобы долететь до Луны, нужно чуть больше часа. Я делал это не не один раз.

— Да, сэр, — сказал Хонови, — но в нашем случае дальше луны нам лететь не нужно, поэтому флот будет ускоряться на одном g в течении часа, а потом, тоже в течении часа, тормозить, после чего обогнут луну и начнут возвращаться по следам вражеских линкоров, когда те пройдут мимо. Там и произойдет сражение.

— В школе, в первом классе, мы катались по такому маршруту, — сказала Куса. — Потратили полдня, чтобы облететь луну и вернуться.

— Мы тоже так катались, — сказал Хонови.

— Ты так хорошо помнишь, что было в первом классе? — попытался пошутить Пандори. — Я вот не помню точно.

Он покачал головой. Появилось, наконец, хоть что-то, о чем могли договориться два старых политических боевых коня.

— Правда, — вставила Куса, — тогда с линкорами мы не воевали.

— Я делал вид, что мы охотимся за пиратами, — сказал Хонови.

— Когда детям приходится всего лишь притворяться, что они видят что-то ужасное, это