Маккендрик рассмеялся над неловкой попыткой Хайда поделикатничать.

– Фредерик – человек непомерных аппетитов и неуемного любопытства. Да, мне нравилось думать, что мы не просто близкие друзья. Но я заблуждался. Фредерик неспособен на глубокую привязанность к другому человеку. Я тоже полагал, что, раз уж он поведал мне свою историю, – это знак высочайшего доверия и предельной близости. Но нет. Просто в определенный момент ему понадобилось выговориться, а я был рядом и сгодился для этой цели. На моем месте легко мог оказаться его нелепый слуга, или пригожий кучер, или какой-нибудь незнакомец на скамейке в саду на улице Принцев. Фредерик не дорожит ничем – ни любовью, ни добрыми отношениями. В его сердце царит вечная зима.

Хайд ненадолго задумался, поудобнее пристроив раненую руку на колене; кровь уже слегка подсохла, и пропитанный ею рукав рубашки стал холодным и шершавым. Капитан окинул взглядом темные скопления крыш, узкие улочки Стокбриджа, столбы дыма над каминными трубами, располосовавшие небо черными лентами.

– А с Сэмюэлом Портеусом вы были очень близки? – спросил он наконец.

Маккендрик вздохнул в темноте:

– Очень. Несколько лет.

– Он тоже… близко общался с Баллором?

– Нет. То есть я, конечно, свечку не держал, хотя знаю их обоих, но думаю, что нет.

– Вы уверены?

– Я ни в чем не уверен, когда речь заходит о Фредерике Баллоре. Но если бы Сэмюэл с ним сошелся, я бы знал.

– Сэмюэл тоже состоял в этом вашем, как вы говорите, клубе?

– В клубе «Янус». Да, состоял.

– Своего рода тайное общество?..

– Тайное, потому что мы вынуждены скрывать свою природу. Клуб «Янус» – это для нас безопасное место, убежище от враждебного мира. Тихая гавань, где джентльмены могут наслаждаться своей близкой дружбой вдали от людской злобы и осуждения. Хуже того – от преследования и насилия.

– Под «близкой дружбой» вы имеете в виду нечто противоестественное?

– Я имею в виду дружбу и любовь, а также осознание и принятие двойственной природы человека, которая в наше время и в нашем обществе объявлена противозаконной. Шотландия так гордится собственным стремлением к правосудию и независимостью своей судебной системы, но при этом остается последней в Европе страной, где предусмотрена смертная казнь за гомосексуальный акт. И вас все еще удивляет, что мы стараемся соблюдать секретность? Вам непонятно, почему арестованные вами люди боятся за свою жизнь?

– Да полно вам! – отмахнулся Хайд. – За содомию у нас никого не казнили уже лет пятьдесят.

– Но закон никуда не делся, и этим людям грозит длительное, может, даже пожизненное, тюремное заключение. Каждый из них научился скрывать свою истинную природу, являя окружающим фальшивую личность.

– Duo in unum occultatum, – процитировал Хайд.

– «Двое сокрыты в одном», – перевел Маккендрик. – Да, именно так. Это девиз клуба «Янус».

– Вы встретились с Сэмюэлом здесь, в клубе?

– Это место, где мы могли быть самими собой, честными по отношению к своему подлинному «я».

– Стало быть, вы говорите, это место никак не связано с Темной гильдией?

– Все мы склонны к фантазиям, капитан Хайд. Темная гильдия – старинный миф, который суперинтендент Мелвилл из Особого отделения пытается приспособить к нынешним временам.

– Ну и зачем Мелвиллу выдумывать тайное общество?

– Чтобы демонизировать и объявить незаконными любые рассуждения на тему места Шотландии в современной Британской империи. Чтобы очернить тех, кто понимает патриотизм иначе, чем он. Но я не утверждаю, что Темной гильдии не существует. Просто, если вы правы, она не имеет ничего общего с измышлениями Особого отдела. Возможно, это что-то вроде секретного клуба, вроде нашего «Януса», небольшое подпольное сообщество, каких в Эдинбурге сотни.

Их диалог прервали снова зазвучавшие внизу голоса и стук лестниц, которые раскладывали и устанавливали полицейские.

– Продолжим этот разговор позже, мистер Маккендрик, – сказал Хайд. – Надеюсь, ваша искренность не иссякнет.

– Вы даете мне слово, что моим товарищам по клубу «Янус» не будет предъявлено обвинений, их отпустят, поскольку они вам не нужны. На этих условиях я расскажу вам все, что вы захотите узнать. Договорились?

Хайд собирался ответить, но в этот момент над краем крыши прямо перед ними показались верхние перекладины пожарной лестницы, послышались тяжелые шаги того, кто по ней поднимался, и вскоре над парапетом возник полицейский шлем, а за ним и могучие плечи старшего сержанта Фрейзера.

Глава 47

Они шли не останавливаясь. Он указывал путь, она следовала за ним.

Элспет до сих пор так и не удалось рассмотреть лицо незнакомца. Всякий раз, когда он к ней оборачивался, что случалось редко, поднятый над головой факел – единственный источник света – оставлял его черты в глубокой тени от широких полей цилиндра.

Они продолжали петлять по лабиринту из узких проходов, закоулков и тупиков, проглядывавших в скромных озерцах света от факела. Доходные дома со множеством опустевших квартир толпились вокруг них, налезая друг на друга, громоздились по сторонам, так что у Элспет создавалось ощущение, будто она идет по глубокому и узкому ущелью. То здесь, то там прорывались призрачные отзвуки другого, такого далекого Эдинбурга, серого и солидного под молочно-белыми небесами, и сердце у нее разрывалось от тоски.

Они вышли на маленькую площадь. Здесь тоже проступали во тьме очертания каменных зданий, нависали со всех сторон, тесно обступив мощеный квадрат с давным-давно пересохшим фонтаном. В свете факела было видно, что все вокруг – и фонтан, и брусчатка на площади, и узкие тротуары, обрамляющие ее, – покрыто разводами сероватой пыли, словно слоем патины или грязным инеем, выморозившим камни.

– Подожди минутку… – проговорила Элспет. – Я знаю это место. Или очень похожее. Как такое может быть?

Ее проводник не ответил. От площади расходились в стороны пять узких переулков, и он свернул в один из них. Переулок, будто гигантская пасть, заглотил огонек факела, площадь погрузилась во тьму, и Элспет поспешила за незнакомцем.

Спустя некоторое время она почувствовала неприятный запах – поначалу слабый, он становился все сильнее с каждым шагом. Свет факела в руке проводника как будто слегка потускнел и приобрел зеленоватый ореол. Воздух словно бы загустел, сделался шершавым и едким, драл горло и ноздри. Под ногами теперь клубился странный туман – зеленовато-серый, похожий на дым, он ковром стелился по брусчатке, и ноги в нем тонули уже по щиколотку.

Они дошли до перекрестка, и неприятный запах вдруг превратился в гадостное зловоние, так что Элспет чуть не задохнулась и одновременно с трудом сдержала рвотный позыв. Вонь была омерзительна – в ней смешалось что-то гнилостное, кисловато-горькое и одновременно тошнотворно