«Поступай так, будто ты живешь в абсолютно демократическом, правовом государстве и ничего не бойся», — этим правилом со мной в свое время поделился экс-глава СПЧ Михаил Федотов. А раз так — мы ждём того, что должно происходить в таком случае в абсолютно демократическом правовом государстве. И вот чего именно.

Мы ждём, чтобы начальник Челябинского УФСИН вышел к людям и объяснил, почему Марцинкевича поместили в камеру с неработающим видеонаблюдением, хотя он сразу заявил (со слов начальника СИЗО), что ему требуется безопасность. Почему об этом заявлении, как того требуют правила, не уведомили прокурора.

Почему Марцинкевича, со слов начальника СИЗО, не выводили на прогулки пять дней.

Почему его вообще поместили в одиночную камеру, в то время как он стоял на профилактическом учете. Почему с ним не провели беседу после его отказов от ужина накануне и завтрака в день гибели — об этом опять-таки говорил начальник СИЗО.

Мы ждём, что Минздрав ответит, почему с такими грубыми нарушениями норм было проведено вскрытие, кто дал такое разрешение. Почему провели повторное вскрытие тайно, почему не дали сделать независимую экспертизу, почему не позволили осмотреть тело в морге?

Мы ждём, что СК проведёт полноценное расследование, и не будет укрывать следы преступления.

Мы ждём, что Генпрокуратура последит за всем вышесказанным. Это должно произойти, если мы действительно хотим жить в государстве, где высшая ценность — человеческая жизнь, где нет инквизиции и где запрещены пытки, где заключённые освобождаются живыми.

К записке во рту добавилось описание последних дней

Стало известно о третьей по счету записке, которую оставил Максим Марцинкевич по прозвищу Тесак. Послание в целлофане во рту арестанта обнаружили судмедэксперты. Тесак написал, что не виновен и что вынужден был всех оговорить. Между тем в нашем распоряжении оказался документ, описывающий последние дни Тесака. И он добавил делу странностей.

О найденной во рту Тесака записке говорилось в постановлении об отказе в возбуждении уголовного дела по признакам убийства. Вынесенное челябинским СК, оно выглядит, по моему мнению, надругательством над здравым смыслом.

В документе приведены факты, опровергающие один другой, и такие же выводы. Но думать, что писали это неграмотные люди — наивно.

Напомним, что после смерти Марцинкевича известный судмедэксперт Елена Кучина заявила: умерший не покончил с собой и вообще он не мог причинить себе самостоятельно всех тех повреждений, что есть на теле. Все мы думали, что после такого заявления будет возбуждено уголовное дело.

Но вот передо мной очередной отказ, он аж на 15 листах, и интересен тем, что полон новых подробностей.

Остановлюсь на тех, что весьма противоречивы. Но для начала показания троих сотрудников — один видел Тесака первым 10 сентября, второй — последним в день смерти 16 числа, а третий якобы следил за ним в роковую ночь с 15-го на 16-е сентября.

Из объяснения заместителя начальника оперативного отдела СИЗО: «10 сентября 2020 года я встречал осужденных, прибывших из Красноярска. Там был и Марцинкевич. По прибытии Марцинкевич находился в спокойном состоянии, отвечал на поставленные вопросы, пояснял, что в Челябинске проездом, далее едет в «Центральную Россию». Внешний вид опрятный, видимых телесных повреждений не имелось. Жалоб на самочувствии не высказывал».

Из объяснений младшего инспектора: «15 сентября заступил на дежурство в 20.00. Около 8.15 на следующий день подошел к камере Марцинкевича для его вывода и сопровождения на «этап». Пройдя внутрь камеры, обнаружил его без признаков жизни. В период с 20.00 до 8.15 с Марцинкевичем контактировал (через смотровое окно) только один сотрудник, это другой младший инспектор К.»

Из объяснений К.: «В 23.00 15-го числа сообщил Марцинкевичу, что утром следующего дня будет этап. Никаких жалоб и претензий от него не поступало. Утром в 6.59 ему был предложен завтрак. Он долго время не откликался, но потом тихим голосом сказал, что отказывается».

Есть несколько странностей.

Первая — «Хочу к врачу». Накануне смерти Марцинкевич, оказывается, обращался к врачу, просил полечить ему горло (ему поставили диагноз «острый фарингит»). Вы видели когда-нибудь человека, который собирается свести счеты с жизнью, но перед этим хочет немного подлечиться?

Вторая — «непросматриваемая» камера. Марцинкевич все время был в камере 186. Она оказалась без видеонаблюдения. Звучал логичный вопрос — а почему в дверной глазок сотрудники не увидели, что с ним происходило? Они обязаны по инструкции заглядывать туда регулярно.

— СК ответил, что в этот глазок не просматривается кровать, — возмущается юрист Иван Миронов. — Более того, в другой скрытый глазок в стене она тоже якобы не просматривается. То есть надзиратель не мог видеть, по сути, ничего.

Звучит как бред. А если даже это правда, то кто специально выбрал такое место для кровати Марцинкевича, чтобы она стояла в слепой для двух глазков зоне. Зачем?

Напомню, в камере были две двухъярусные кровати. Марцинкевич занимал нижнее место на одной из них.

Третье — «быстро остыл». Судя по объяснениям сотрудников и разносчика пищи, в 7 утра Марцинкевич откликался, то есть был жив. А в 8 утра он уже обнаружен с признаками трупного окоченения.

Четвертое — покаяние. Очень удивили письма, отправленные Тесаком своей девушке Елисеевой накануне смерти.

— Он познакомился с ней по переписке, будучи уже за решеткой, — говорит Миронов. — И вот стал бы в последние минуты своей жизни человек писать покаяние ни отцу, ни друзьям, а тому, кто, по сути, его и не знает? Письма написаны, по-моему, под диктовку. Стал бы он признаваться в переписке в куче идеологически обоснованных убийств? Цензор изъял бы ее.

Еще из интересных фактов. Дается характеристика от медиков и сотрудников: склонности к самоубийству не имел. Так имел или нет?

В постановлении сказано, что все опрошенные заключенные, сидящие в соседних камерах, не слышали странных звуков, и что по видеозаписи в коридоре не видно, чтобы кто-то заходил к нему в камеру. И ни слова в ответ на вопросы — откуда следы пыток на гениталиях, почему оторваны ногти?

Но самая большая странность — с запиской во рту. Во всех последних предсмертных письмах он признается в каких-то убийствах, а потом пишет и прячет в рот записку о том, что не виновен и других оговорил.

СК не видит в этом нелогичности, думаете? Ведь если бы видел, то возбудил бы дело, разве нет? А если не хотел возбуждать, просто бы не упомянул про эту записку — мало ли вещдоков пропадает. Но нет, записку и оставили,