— Детка, что случилось? Что он сказал? — Это было от Джордана.

Мои глаза горели, когда я подняла к ним лицо.

— Я… доктор, он сказал, что… Я не могу иметь детей. — Слова были прерывистыми, с хрипом вырываясь из моего пересохшего горла. Должно быть, вся влага в моем теле попала в слезные протоки, потому что я плакала, боль вытекала из меня потоком слез.

— Что ты имеешь в виду? — Спросил Джордан.

Раф пугающе замолчал, не сводя глаз с моего лица.

— Уриэль, должно быть, опустил свой клинок в те последние мгновения, — выдавила я, шмыгая носом, — и он каким-то образом разорвал, проколол или повредил мою матку. Я упустила более понятные детали, но врачу пришлось удалить ее, иначе я истекла бы кровью во время операции.

Раф издал почти нечеловеческий звук ярости, а затем в мгновение ока отстранился и выбежал из комнаты. Глаза Джордана на мгновение проследили за этим движением, прежде чем он повернулся ко мне, положив обе руки на мои щеки. — Вайолет, детка, мне так жаль.

Вырвался всхлип.

— Я даже не знаю, хотела ли я детей, — выдавила я с горьким смехом. — Черт. Это всегда одна потеря за другой. — Я подняла лицо, чтобы увидеть его покрасневшие глаза, наблюдающие за мной, пока он прижимал меня к себе. — Я сломлена. Повреждена. Я никогда не смогу подарить тебе или Рафу наследника. Сейчас я буквально ничего не могу вам предложить.

Глаза Джордана сузились.

— Я не хочу наследника. Я хочу тебя.

Еще один всхлип, за ним другой.

— Ты говоришь это сейчас, но ты собираешься стать королем Новой Америки. На сто процентов ожидается, что у тебя будут дети. Тебе нужен наследник.

Джордан усмехнулся и покачал головой. — Нет, моя сестра может взять на себя эту ответственность. Или мы усыновим. Да, мы можем усыновить простолюдина, и это действительно заставит мир встать и обратить на себя внимание.

Я уставилась на него, ожидая, когда он действительно осознает, что говорит. Король усыновляет кого-то не королевской крови…? Это было неслыханно. Джордан, однако, не дрогнул, твердо выдерживая мой взгляд, и каким-то образом боль, разрывающая мою грудь, на йоту ослабла. Он имел в виду то, что говорил. Ему было все равно.

— Я люблю тебя, — прошептала я. — Я хочу, чтобы это сработало, так что если ты будешь бороться…

— Я буду бороться до конца, — пообещал он, наклоняясь, чтобы поцеловать меня.

Когда он отстранился, мои веки затрепетали, когда усталость сильнее навалилась на меня. Я боролась с этим, нуждаясь увидеть Рафа.

— Куда он пошел? — Спросила я, невнятно произнося слова, поскольку обезболивающее пыталось снова погрузить меня в сон. — Я сейчас слишком сломлена…

В моем дерьме едва ли был смысл, и я не собиралась бодрствовать достаточно долго, чтобы наорать на Рафа.

— Никогда больше так не говори, — раздался низкий голос, и я рывком открыла веки, неосознанно закрыв их. Раф снова был рядом со мной, глядя на меня сверху вниз с выражением Падшего ангела. — Ты идеальна, и я ненавижу детей.

У меня вырвался грустный смешок.

— Лгун. Ты обожаешь своих братьев и сестер.

Должно быть, я снова закрыла глаза и едва почувствовала поцелуй, который Раф прижал к моим губам. — Я люблю тебя, принцесса. А теперь спи; я буду здесь, когда ты проснешься.

Я была в сознании достаточно долго, чтобы Джордан тоже поцеловал меня, а затем они оба устроились рядом со мной, отказываясь сдвинуться ни на дюйм. Несмотря на свое горе, я чувствовала себя защищенной, и боль в моей груди немного утихла.

Голос Джордана прорезал наступающую темноту. — Куда, черт возьми, ты ходил, чувак?

— Чтобы надрать этому гребаному доктору задницу. Он должен был сначала сказать нам, чтобы мы могли мягко донести это до нее. Вайолет, моя семья, наша семья — и я не потерплю этого дерьма. — Проворчал Раф.

Джордан вздохнул. — На самом деле это работает не так, братан. Но я тебя слышу. Мы семья, что бы ни говорила наша кровь.

Тогда меня унесла тьма, но я никогда не забуду слово, которое они оба сказали. Семья.

Возможно, потеря способности иметь детей не была концом моего шанса на настоящую семью. Возможно, это было только начало.

Эпилог

ЧЕТЫРЕ ГОДА СПУСТЯ

— Ты, блядь, серьезно, что ли? — Мэтти смерила меня взглядом, когда я вышла из комнаты, одетая в джинсы, туфли на плоской подошве и простую рубашку.

— Что? — Спросила я, глядя на свой наряд. — Это просто ужин, верно?

Ее руки уперлись в бедра. — Сучка, я прикончу твою задницу, спрячу тело в багажнике своей машины, а затем помогу полиции искать тебя, клянусь богом.

У меня вырвался смешок.

— Да ладно, Мэтти. Я действительно не хочу так наряжаться и раздувать из мухи слона. Дни рождения ни хрена не значат для меня.

Ее идеальный носик сморщился, и с этим игривым выражением в ее глазах мне стало как бы интересно, имела ли она в виду то, что говорила о сокрытии моего тела. — Да, хорошо. — Я вскинула руки. — Я уверена, ты все равно потащишь меня в ночной клуб.

Довольная улыбка осветила ее лицо.

— Вот так-то лучше. А теперь тащи свою сексуальную задницу обратно в комнату и переоденься во что-нибудь подходящее твоему положению в жизни.

Мое положение в жизни. Я была рабом этого человека, но мне это чертовски нравилось. И все же я понятия не имела, о чем она говорит.

Я закончила академию шестью месяцами ранее и присоединилась к Мэтти в священных рядах народных представителей. Возможно, моей первоначальной мечтой было стать спортивным терапевтом, но вскоре после окончания учебы в Арбоне, пережив удар ножом и все остальное, я решила, что чего я действительно хочу, так это изменить ситуацию к лучшему.

И мы сделали. Сегодняшний день был потрясающим, завершение новой глобальной инициативы, которая даст сиротам шанс стать лучше благодаря высшему образованию, финансируемому монархом. Сегодня мы были в Новой Америке на подписании контракта, и поскольку Мэтти и я отвечали только перед мистером Уэйнрайтом, это означало, что у нас было больше свободы и гибкости, чем у большинства людей, работающих в Народном суде.

— Уэйнрайт сказал, что в следующем месяце мы должны отправиться в Австралазию, — крикнула Мэтти через дверь, пока я переодевалась в облегающее короткое черное платье. — Алекс попросил тебя зайти и пообедать с ним.

Я фыркнула, застегивая молнию, затем натягивая заоблачные черные каблуки. — Не могу этого сделать. В тот день меня будет тошнить.

Мой бывший был плейбоем худшего сорта, но,