Шрифт:
Закладка:
— Но посмотреть-то на нее можно? — Крамм поднялся, опираясь на дерево. Шпатц снова посмотрел на огонь и кивнул.
Обратная дорога далась гораздо тяжелее. Приходилось останавливаться на передышки едва ли не каждый час, Шпатцу было легче, чем остальным, его всего лишь иногда мутило от слабости. Крамм и Бензель то и дело заходились тяжелым кашлем. Бензель предлагал остаться на стоянке у башни до следующего утра, но Шпатц был непреклонен. Ему хотелось увести всех по двум причинам — во-первых, он действительно не был уверен, что находиться рядом с этой постройкой безопасно, а во-вторых — не хотелось провоцировать того же Крамма на более тщательное исследование места смерти Паули. Было темно, Шпатц не был уверен, что разбросанные как попало вещи не вызовут вопросов. Он, конечно, попытался как-то замаскировать следы, которые вели к входу, но, Крамм — человек более, чем наблюдательный, если дать ему время и возможность все внимательно рассмотреть, он без труда обнаружит место, где открывался вход. Но тяжелый переход — не то место, где его анвальт будет задавать вопросы. Даже неутомимому Болдеру обратная дорога давалась тяжело. После визита к башне он стал молчалив, мрачен и все чаще норовил перейти на строевой шаг. Правда, в лесной чаще это было весьма затруднительно.
Шли медленнее. К вечеру им удалось одолеть едва ли половину пути до Шриенхофа. Пришлось разбить лагерь между двух исполинских елей, устроив под одной из них импровизированный шатер. Ни тент, ни палатку растягивать не стали, понадеявшись, что дождя в эту ночь не будет. Несколько раз Шпатц ловил на себе вопросительные взгляды Крамма, возможно, если бы он чувствовал себя лучше, то насел бы с расспросами.
Шпатц закрыл глаза и сделал вид, что спит. Перед внутренним взором снова возник круглый каменный стол с незнакомыми знаками. Пальцы ощутили легкое покалывание, словно незнакомый механизм принюхивался, легонько касаясь кожи бледно вспыхивающими искорками. Один из знаков на противоположной стороне стола едва заметно засветился. Очень блеклым светом, похожим на гнилушечный. Такой призрачный, что Шпатц вообще не был уверен, что свечение происходит наяву, а не у него в голове. Поверхность стола была теплой, гораздо теплее, чем должен быть камень. На мгновение Шпатцу показалось, что он парит высоко над темно-зеленым морем Заубервальда. На востоке вздымаются суровые снежные пики, а на западе к самому краю леса прилепились домики Шриенхофа. Отсюда они смотрелись игрушечными. Потом видение исчезло. Шпатц обошел стол кругом и коснулся того знака, который светился. Ничего не произошло. Шпатц повторил указательным пальцем линии незнакомого символа. Провел ладонью до центра стола. И снова на несколько мгновений у него захватило дух от ощущения полета. Далеко на юге на фоне стены облаков двигались несколько хищных сигар люфтшиффов. Отсюда они смотрелись как маленькие серебристые рыбки. Попытался потянуться туда, где поднимались в небо столбы чадного дыма. Но полет снова неожиданно прервался. Похоже, Паули был прав. Эта башня — что-то вроде наблюдательного пункта. Просто Шпатц понятия не имел, как этим всем пользоваться. А может быть она неисправна. Все-таки, она заброшена уже много лет. Шпатц полистал дневник Паули. Кроме незнакомых закорючек там были рисунки этого стола. Может быть, если потратить некоторое время в более спокойный период удастся расшифровать, что за догадки записывал в свою тетрадь старый инженер?
— Шпатц, — Бензель говорил шепотом и тряс его за плечо. — Шпатц?
— Что такое, герр Бензель? — Шпатц встрепенулся, приподнялся на локте и осмотрелся. — Моя очередь дежурить?
— Думаю, да, скоро уже рассвет, — великан расстилал одеяло, неловко ползая на четвереньках под низкими еловыми ветвями. — И еще кое-что... Забыл спросить. Ты же подпишешь моим людям аусвайсы?
— Разумеется, герр Бензель, — Шпатц выбрался из-под одеяла и поежился. Он даже не понял, спал он или нет. — Вы же выполнили свое обещание, не могли же вы знать, что нас там ждет.
— А зачем ты скрыл от своих, что у башни есть вход? — прошептал великан в самое ухо Шпатца.
— Вход, герр Бензель? — Шпатц сделал удивленное лицо. — Она показалась мне совершенно монолитной.
Великан усмехнулся, улегся на бок, немного повозился, натягивая на плечи одеяло и мерно засопел.
Шпатц выбрался из-под еловых лап и подсел поближе к небольшому костерку. Действительно, а почему он скрыл? Паули умер не потому, что был внутри башни, а потому что влил себе неподходящую кровь, и его организм убил сам себя. Ледебур как-то рассказывал о подобных вещах, когда лечил Шпатца у себя в поместье. Он тогда тоже потерял много крови, и Ледебуру пришлось спешно восполнять недостачу. Вот тогда он и рассказывал, что произойдет с человеком, если кровь будет не та. И еще сказал, что Шпатцу об этом можно не волноваться, кровь вервантов «переварит» любое вливание.
Кровь вервантов... Шпатц пошевелил угли и подбросил в костер несколько веток. Шпатц вспомнил лягушачью ухмылку Тедерика Вологолака. Он тогда спросил, почему виссенов семь видов, а лучей у солнца восемь. Но Шпатц не придал этому значения, мало ли, какие глупости может рождать разум испорченного собственным могуществом подростка? Зачем бы Вейсланд стал помещать на свой герб символ виссенов? А сейчас оказывается, что верванты — это всего лишь восьмой тип виссенов? Просто вовремя оказавшийся у власти и старательно истребляющий остальные семь типов? Шпатц тряхнул головой. Нужно было возвращаться в Пелльниц. Шпатц был не готов обсуждать эту тему с кем бы то ни было, кроме... Кроме? Какой собеседник ему был нужен? Кальтенкорбл? Готтесанбитерсдорф? Или, может быть, кайзер? Шпатц почувствовал пустоту в районе желудка.
Шпатц открыл глаза и блаженно потянулся. Они пришли в Шриенхоф вчера вечером, уже в почти сгустившихся сумерках. Без происшествий, просто немного заплутали, и пришлось сделать небольшой крюк. Шпатц спустил ноги на пол и сел. Осмотрел свои стертые в кровь пятки, покрывшиеся за ночь корочкой. Встал, почувствовал легкое головокружение. Еще побаливали мышцы, но в целом состояние было далеко не самым плохим. Шпатц накинул халат, еще раз потянулся и выглянул
