Л е н и н (не двигаясь с места). За партию или против, Георгий Валентинович? Это не фраза, за «компактным большинством» съезда, в чем нас, твердых искряков, так яростно обвиняют теперь мартовцы и иже с ними, действительное большинство, абсолютное и подавляющее большинство там, в России, и мы с вами знаем это лучше, чем кто-либо!.. И это подавляющее и абсолютное большинство масс в России ждет от нас не слов, все невыразимо устали от слов, все вконец изверились в словесах, от нас ждут деловой практической работы, д е л а! Реального, конкретного, осязаемого дела! Дела, дела и еще раз дела!.. История совершает крутой поворот, и даже передовые партии, мы с вами это знаем, далеко не сразу могут освоиться с новым положением, по инерции повторяют лозунги, бывшие правильными вчера, но потерявшие всякий смысл сегодня! Поэтому так нужны сегодня, сейчас деловые люди в руководстве, так нужен деловой, д е е с п о с о б н ы й  руководящий орган, который организует и поведет за собой  д е е с п о с о б н у ю  партию!.. Бездеятельная, отставшая от времени партия? Когда Россия вступает, — уже вступила! — в эпоху радикальнейших революционных преобразований?! (После паузы.) Я думаю… Я надеюсь, что знаю, как будет голосовать Плеханов.

П л е х а н о в (резко). Вы тоже ясновидец, как этот Акимов?

Л е н и н. Нет, но я помню, как называл себя плехановцем.

П л е х а н о в (после долгой паузы). Вы правы… Правы, да… (Иным тоном.) Значит, не будем разводиться?

Л е н и н. Нет, не будем!

П л е х а н о в. Иду открывать заседание съезда.

П л е х а н о в  и  Л е н и н  идут и уходят вместе.

Л е н и н  в своем кабинете в Кремле.

Л е н и н (задумчиво). Когда это было? Полтора года тому назад? Всего? Да, был январь семнадцатого… В прошлом году… А кажется — прошла вечность?.. Молодые лица девушек и юношей… Очень молодые лица… Внимательные, изучающие взгляды… Переполненный зал «Народного дома» в Цюрихе. Я рассказываю швейцарской рабочей молодежи о русской революции девятьсот пятого года в день ее двенадцатой годовщины… Нас не должна обманывать теперешняя гробовая тишина в Европе… Европа чревата революцией… Говорил им, что они, молодежь, будут иметь счастье не только бороться, но и победить в этой грядущей пролетарской революции… Сказал, что нам, старикам, может быть, не дожить до решающих битв этой новой революции… Сорок семь лет! Было мне уже почти сорок семь… Помню, смотрел на эту молодежь в зале и невольно возвращался в собственную молодость… Первая русская революция! Это уже теперь мы назовем: п е р в а я, первая из трех русских революций, а тогда, в девятьсот пятом, это была долгожданная и  е д и н с т в е н н а я! После съезда мы свято верили в успех этой революции, мы шли к ее победе, понимая и гигантскую трудность задачи, но кто говорил тогда о возможности поражения? Невыносима, убийственна была даже сама мысль о неудаче! Победа, только решительная и полная победа!.. (Умолкает, ходит по кабинету… застывает перед картой России.) Как нужна, наконец, эта решительная, полная и окончательная победа… (Глубокое раздумье.) Выбора не было… Выбора немедленного! Другого пути… Война… Разорения… Дезорганизация и хаос… Голод… До какого отчаянного кризиса довели страну господствовавшие классы!.. Тупик… Последняя черта… Пропасть… Нас и в самом деле поставили перед немедленным выбором: гибель или тотчас решительные шаги к социализму! Чтобы Россия осталась Россией… (После паузы.) Тогда, в девятьсот пятом… нас ждало поражение… Разгром!..

Действие второе

1905 год, август. Женева. Л е н и н  и  т р о е  м у ж ч и н.

Л е н и н. Вы ко мне, господа?

П е р в ы й. Извините… Нам нужен господин Ленин.

Л е н и н (настороженно). А кто вы?

В т о р о й. Мы? Мы-то… (Умолкает, оглядываясь на товарищей.)

П е р в ы й. С эскадренного броненосца Черноморского флота «Князь Потемкин-Таврический».

Сняв плащи, но держа их в руках, вошедшие остаются в матросской форме российского флота.

Так можно видеть господина Ленина?

Л е н и н. Здравствуйте, товарищи… (Пожимает руки потемкинцам.) Ленин — я… Здравствуйте, дорогие потемкинцы!..

Т р е т и й (неожиданно). Бывшие…

Л е н и н. Бывшие?

В т о р о й. Поскольку «Потемкина» более нету, а после сдачи переименован царем в «Святого Пантелеймона», постольку оно и оказывается… (Умолкает.)

Т р е т и й (заключая). Бывшие!.. А разве — нет?!

Все трое ожидающе напряженно смотрят на Ленина…

Л е н и н. Так… Значит, так!.. (Первому матросу, старшему по возрасту.) Вас как звать-величать?

П е р в ы й. Василием Николаевичем… товарищ Ленин.

Л е н и н. А меня — Владимир Ильич. (Второму матросу.) Вас?

В т о р о й. Нас? Нас-то… Федор Акентьевич я.

Л е н и н (третьему). И вас, товарищ?

Т р е т и й. Михаилом зовите.

Л е н и н. Как же по отчеству?

Т р е т и й. Петровичем.

Л е н и н. Михаил Петрович. Хорошо, очень хорошо… товарищи бывшие потемкинцы. Потемкинцы, но — бывшие! Интересно, очень интересно… Присаживайтесь.

Ф е д о р  А к е н т ь е в и ч. Благодарствуем…

Федор Акентьевич присаживается, но, заметив, что его товарищи остались стоять, снова поднимается.

Л е н и н. Под чьим флагом шла посланная против вас эскадра? Адмирала Чухнина?

В а с и л и й  Н и к о л а е в и ч. Вице-адмирала Кригера.

Л е н и н. Царский адмирал, а не дурак… Совсем не дурак!

Ф е д о р  А к е н т ь е в и ч. Что не топил нашего «Потемкина»?

Л е н и н. Что эскадру сообразил увести от вашего «Потемкина»!.. Так что же получается, а? Газеты всей Европы пишут и пишут о беспримерном геройстве потемкинцев… А?

Ф е д о р  А к е н т ь е в и ч. Про газеты, конечное дело, известно…

В а с и л и й  Н и к о л а е в и ч. Да и встречи нам были…

Ф е д о р  А к е н т ь е в и ч. Разные… (Глядя на товарищей.) Сам господин Плеханов…

Л е н и н. Сам Плеханов, вот видите?

Ф е д о р  А к е н т ь е в и ч. Назначил день, время… Правду сказать, потом и времени не считал! Большой человек, за версту видать! Все восхвалял за мытарства за наши… Ну, и про выстрелы суждение свое высказал…

Л е н и н (живо). Какие выстрелы?

Ф е д о р  А к е н т ь е в и ч. По Одессе.

Л е н и н. Значит, были выстрелы? И что же?

М и х а и л. Впустую!..

Л е н и н. Почему же?

В а с и л и й  Н и к о л а е в и ч. Проканителились…

М и х а и л. Да и промахнулись!

Л е н и н. А куда целили?

В а с и л и й  Н и к о л а е в и ч. В городской театр целили, там военный совет гарнизона заседал, против нас заседал.

Ф е д о р  А к е н т ь е в и ч. Наводка оплошала! Обидно…

Л е н и н. Действительно… обидно!

М и х а и л. А что на броненосце вместо красного флага румынский королевский допустили поднять — не обидно?!

В а с и л и й  Н и к о л а е в и ч. Спокойно, Миша, спокойно…

Ф е д о р  А к е н т ь е в и ч. Что могли — сделали! Смерть в глаза заглянула — не отворачивались! (Ленину.) Не так? И газеты вот…

М и х а и л (с насмешкой). И портреты вот!..

В а с и л и й  Н и к о л а е в и ч. Сдали мы «Потемкина»… Выходит, и вправду теперь — «бывшие»?

Л е н и н. Ну, вот это уже разговор по существу. (В упор ставя вопросы.) Почему не высадили десант? Почему не брали Одессы? Не вооружили бастующих рабочих? Почему позволили Кригеру увести эскадру в Севастополь? Присоединился бы к вам флот? Ведь присоединился бы? Ведь так?

В а с и л и й  Н и к о л а е в и ч. Под матросское «ура» шли мимо эскадры…

Л е н и н. Вот! Флот, весь Черноморский флот был бы в наших руках! Какая непростительная ошибка… И, наконец, почему пошли в Констанцу сдаваться, почему, в самом деле, позволили поднять на броненосце румынский королевский флаг вместо знамени революции? Почему не пошли в Батум, в Новороссийск, где все вспыхнуло