Он коснулся охранной сети квартиры, сделав ее видимой. Перебрал заклинания одно за другим. Все на месте.

– Нет, – сказал Родерик. – Мой дом хорошо защищен.

Нори выдохнула, на миг ссутулившись. Развернула плечи.

– Это правда, что ты – старший сын императора?

Вопреки всему, он ощутил не страх, а облегчение. Больше не надо изворачиваться, и врать тоже не надо. А хуже уже точно не будет. Нори сказала, что не хочет иметь с ним дела. Шарахнулась от его прикосновения – куда уж хуже?

– Правда.

Нори кивнула, так, словно и не ожидала другого ответа, и Родерик не удержался от любопытства.

– Оливия проболталась?

– Что, ваше высочество, неприятно, когда разбалтывают ваши тайны? – усмехнулась Лианор. – Нет. Не Оливия.

Глава 41

Лианор

Его признание расстроило меня. Глупо и совершенно нелогично, но где-то в глубине души я все еще надеялась, что произошло какое-то недоразумение. И в то же время Родерик не стал изворачиваться и оправдываться. Еще глупее, но я обрадовалась этому.

– Позвольте спросить, ваше высочество, когда вы собирались рассказать мне, кто вы? – не удержалась я от упрека. – И как к вам правильно обращаться?

Зачем? Зачем я веду себя как базарная баба? Я здесь не для того, чтобы скандалить. Но вместо того, чтобы заткнуться, продолжила:

– Ваше высочество или ваше императорское высочество?

По лицу Родерика пробежала тень.

– Перед дипломом. Я хотел рассказать перед моим дипломом.

Я едва не рассмеялась. Перед его дипломом. Очень удобно. Финальная точка и вроде как даже нет причин для ссоры. Просто и полной дуре стало бы ясно, что нам дальше не по пути.

– И для тебя я Рик.

Я замотала головой. Он посмурнел еще сильнее.

– Для друзей я Родерик, титулы и чины не имеют значения.

– Друзей? – не выдержала я. Надо было молчать, ведь я пришла к нему не для того, чтобы закатывать скандал. Однако слова рвались сами, без участия мысли. – Мы не были друзьями, ваше высочество. И точно не станем ими теперь. Я… – Я заставила себя прикусить язык.

Я любила его. Точнее, люблю. Дружба – это совершенно по-другому. Поэтому мы действительно не были друзьями и уже не станем ими, даже когда моя любовь угаснет. Но какой смысл сотрясать воздух, говоря об этом?

– Тогда зачем ты пришла? – спросил он, глядя мне в глаза так, что я едва снова не разревелась. – И почему опасаешься прослушки?

Он прав. Я веду себя как дура.

– Проверьте, пожалуйста, нет ли на мне следилки? Сама я этого не умею.

Родерик сплел заклинание.

– Нет. Никаких следилок. Прекращай «выкать» мне и объясни, наконец, что происходит.

Я вздохнула. Точнее, попыталась. Теперь, когда я отвлеклась от выяснения отношений, грудь снова перехватил ледяной обруч. Как бы я ни поступила сейчас, назад пути не будет.

– Сегодня вечером ко мне подошел один человек и сказал, будто уже все, кроме меня, знают, что вы принц.

– Бред! – воскликнул Родерик.

– Будто, когда император ходил по университету, все обратили внимание на ваше сходство: манеры держаться, жестов и интонации.

Родерик то ли справился с удивлением, то ли решил не показывать своих настоящих чувств.

– Сомневаюсь, что это правда. Если бы действительно все обратили внимание на сходство, меня бы замучили вопросами и предположениями. Студенты молчать не умеют.

– Оливия сказала то же самое, – кивнула я.

– С кем еще из подруг ты это обсуждала?

Очень хотелось сказать, что, в отличие от него, я умею хранить чужие тайны. Но незачем опускаться до мелких подколок и портить память о том хорошем, что было. И без того наговорила.

А еще я поняла, что мне придется назвать имя Дейзи. Придется стать доносчицей, а за некромантию…

От этой мысли меня замутило. Я покачнулась. Родерик тут же оказался рядом, подхватил под локоть.

– Нори?

– Все хорошо, – пролепетала я. – Голова закружилась.

Родерик усадил меня на диван. Теплые ладони легли на виски. Я дернулась – снова чувствовать его прикосновения, его заботу было слишком больно. Но Родерик опустил руки только когда магия пробежала по моему телу.

– Ты нормально ела сегодня? Хорошо спа… – он осекся, поняв, что спрашивать, хорошо ли я спала, сейчас было бы сущим издевательством.

– Я нормально ела, плохо спала, но это не имеет отношения к делу, – сказала я. – Я не обсуждала ни с кем, спросила только Оливию – правда ли то, что мне рассказали. Она не знала, что ответить, и я поняла, что нужно поговорить с тобой… С вами.

Вспомнив о том, что мне не подобает сидеть в присутствии принца, я попыталась подняться с дивана, но голова снова закружилась. Родерик мягко взял меня за плечо.

– С тобой, – сказал он, усаживая меня обратно. – Перестань. Пожалуйста. Если только ты не хочешь специально задеть меня побольнее. В таком случае у тебя хорошо получается.

Я прикусила губу.

– Нет. Я просто знаю свое место.

Он хотел что-то ответить, но я перебила его. Невежливо, но у меня не осталось сил вступать с ним в перепалку.

– Оливия сказала, что раз непохоже, будто все знают…

– Кто-то наверняка знает, – Родерик притянул магией кресло, уселся напротив меня. – Как минимум ректор. Та же Оливия. Кто-то мог запомнить меня, когда я мельтешил при дворе в качестве наследника, и узнать.

Мне захотелось спросить, за какие грехи он перестал быть наследником. «Пошел наперекор воле родителей» сказал тогда Родерик. Но между ним и императором – если в саду в самом деле был император – не чувствовалось напряженности.

«Это не мое дело, – напомнила я себе. – Я здесь не за этим».

– Оливия сказала, что тот человек, который со мной говорил, наверняка рассказал мне не просто так, и советовала подумать, зачем бы ему это понадобилось.

Во рту пересохло. Все, назад пути нет.

Что там в пузырьке? В самом ли деле приворотное зелье? Или какой-то ментальный эликсир, а то и вовсе яд?

И если это действительно приворотное зелье – какой платы от меня потребуют? Что я должна буду пожелать у Родерика не для себя, а в качестве «благодарности за помощь»? Кругленькую сумму на булавки, передать моим «благодетелям»? Титул и пожизненное жалование для кого-то за заслуги перед короной? Чтобы одурманенный зельем Рик убил императора?

И хоть я и понимала все это, и потому страх скручивал нутро, все же сознавать, что казнь подруги окажется на моей совести, было невыносимо.

Дейзи ведь, как и