— Войдите.

Глубокий, низкий голос принадлежит Аксу, врачу, который ввел мне противозачаточный имплант. Это был единственный раз, когда я его видела, но я узнала его голос.

Я толкаю дверь, ожидая увидеть его сидящим на диване с одной из танцующих для него стриптизерш, но, когда я заглядываю, я его не вижу.

— Ваш заказ, сэр. — Я вхожу в комнату.

Он появляется рядом со мной словно из ниоткуда, и я вздрагиваю. У меня едва есть шанс рассмотреть его очки и узкие черты лица, прежде чем я вижу, краем глаза как его рука быстро двигается.

В моей руке острый укол боли. Я вздрагиваю, и поднос с грохотом выпадает из моих рук. Я открываю рот, чтобы закричать, но рука Акса прикрывает мне рот.

Накатывает головокружение, и комната кружится.

Акс подхватывает меня на руки.

Мир становится черным. 

Я просыпаюсь секундой позже в полной темноте.

Мир полностью лишен света, в такой полной темноте я уже бывала раньше.

Меня охватывает паника. В последний раз, когда я была в такой темноте, я была в изоляции в Колонии. Я дергаюсь, но мое тело кажется медленным и тяжелым, мои мысли формируются медленно.

Когда я тяну за поднятые руки, звук звенящей цепи проникает в мои уши. Мои руки кричат от боли, как будто они слишком долго находились в одном и том же положении.

Сразу несколько осознаний поразили меня.

Во-первых, мои руки вытянуты надо мной, и холодная металлическая цепь обмотана вокруг моих запястий, звенья впиваются в кожу. Во-вторых, я стою на цыпочках, мои пятки оторваны от земли. Грубый цемент холодит мои босые пальцы. В-третьих, на мне нет одежды.

Я голая.

Снова.

Серьёзно? Как это продолжает происходить?

За исключением того, что последние два раза, когда я была обнажена, меня привязывал к кровати Спайдер, а затем к дереву в жаркой пустыне. Теперь такой удачи не будет. На этот раз я подвешена, вишу на цепи, как рыба, которую вот-вот выпотрошат.

Я никогда не слышала, чтобы пасторы раздевали прихожан догола, когда помещали их в изолятор, и они не делали этого со мной, когда я была заперта там.

Должно быть, я все еще с Дьявольскими Бандитами, но зачем Спайдеру вздергивать меня вот так? Между нами так многое изменилось. На прошлой неделе, после того случая с Кэпом, он был совсем другим человеком. Нежный. Сострадательный. Любящий.

Это не имеет смысла.

Мой взгляд скользит по сторонам, но куда бы я не смотрела, в комнате слишком темно, чтобы что-то разглядеть. Здесь прохладно, и запах плесени висит в воздухе, как в подвале. Если и есть окна, то они заколочены досками, чтобы не пропускать свет.

Я ничего не вижу, но у меня такое чувство, что, если бы я могла, мое зрение было бы размытым.

Я помню это чувство. Это похоже на то, когда я испытываю оргазм, но без приятных, божественных ощущений, связанных с этим. У меня гудит голова, и по венам бегут мурашки.

Затем воспоминания о том, что произошло за несколько секунд до того, как я отключилась, нахлынули снова.

Укол иглы в мою руку. Акс, поднимающий меня на руки. А потом… ничего.

Накачанная наркотиками. Доктор накачал меня наркотиками.

Почему?

Очевидная мысль сильно поражает меня. Он работает против Спайдера. Предал его по какой-то причине. Это не имеет смысла, но Спайдер не стал бы внезапно подталкивать его к чему-то подобному. Не после прошлой недели. Он бы не стал.

Если боль в моих руках — это какой-то признак, то не прошло и секунды с тех пор, как Акс вонзил в меня эту иглу. Тогда как долго?

— Спайдер! — мой голос звучит дрожащим и слишком высоким. — Выпустите меня отсюда!

Никто не отвечает, и темнота остается.

Те дни, которые я провела в одиночестве, темнота изолятора заполняла мои мысли, разрушая мою решимость. Этот страх, что я останусь здесь одна и буду забыта, пронизывает меня до костей. Я представляю, как стены этой комнаты, где бы они ни были, смыкаются, мой кислород иссякает. Я представляю, как минуты превращаются в часы, потом в дни, а потом еще дольше, пока я не умру от голода или жажды.

— Спайдер! Кто-нибудь, помогите мне!

Несколько долгих минут проходят в молчании. В комнате нет ни звука, кроме моего собственного прерывистого дыхания. Минуты тянутся бесконечно. Бесчисленное количество раз я извиваюсь и пытаюсь высвободить руки, но цепи слишком туго натянуты. Паника сжигает мои внутренности.

— Выпустите меня отсюда!

Никто не приходит. Все еще остается тьма, густая и бесконечная. У меня болят руки и ноги. Еще несколько минут тянутся, пока я не уверяюсь, что мои руки отвалятся.

— Помогите! — я кричу. — Кто-нибудь, помогите мне!

Мое дыхание прерывается короткими вздохами, сердцебиение наполняет мои уши.

Если никто не придет за мной…

Слезы щиплют мои глаза, но я сжимаю их и сдерживаю слезы. Нужно оставаться сильной. Кто-нибудь придет. Я должна в это верить. Кто бы это ни сделал, он не может просто оставить меня здесь.

Или может?

Должно быть, прошел добрый час после того, как я пришла в себя, загорелся свет, длинные тонкие люминесцентные стержни, установленные в верхней части побеленной стены. Стержни гудят от электричества.

На мгновение ослепнув, я закрыла глаза, отворачивая лицо, пока они не привыкли. Мое зрение затуманено; случайные узоры на сером цементе, покрывающем пол, выглядят нечеткими.

Постепенно мое зрение начинает проясняться, и я оглядываюсь вокруг.

Я нахожусь в камере размером с небольшую гостиную. Четыре простые белые стены смотрят в ответ, безликие и без украшений, без чего-либо, указывающего, где я нахожусь. Окон нет. Там нет ничего, кроме маленькой металлической койки с тонким пожелтевшим матрасом у стены напротив стальной двери. Я оглядываюсь через плечо. Только еще одна глухая стена.

Нет, она не совсем пустая. В углу под потолком установлена маленькая камера, темная линза смотрит прямо на меня, как единственный черный глаз.

В изоляторе тоже были такие, что позволяло пасторам ежесекундно наблюдать за пленниками.

Я не могу быть тут. Меня не могли забрать обратно в Колонию. Если бы это было так, доктору пришлось бы работать на Его Святой Мир, и в этом примерно столько же смысла, сколько в том, что у меня две головы. Члены Его Святого Мира считали людей из внешнего мира ниже себя, а преступники, подобные байкерам, были бы низшими из низших. Члены церкви скорее умрут, чем вступят с ними в союз.

Итак, если я все еще с Бандитами, сколько друзей Спайдера там, наверху, наблюдают за мной? Он тоже там?