Шрифт:
Закладка:
Мать восхищённо кивала и ходила за Викой со стаканом настоя шиповника, а Шарик ходил за матерью в надежде что-нибудь выклянчить.
– И что потом? – спросила Валя.
– Потом пилим хату на три однокомнатные, чтоб папке тоже, – ответила Вика. – Хачик её сразу бросит, я от кайфа голой спляшу на Красной площади и найду ей нормального мужа! Не за себя быкую, за Мишку!
– Обещай, что на звонки своей матери отвечать не будешь, – попросила Валя.
– На то и Мусорский!
– Завтра съёмка про развал Союза. Рассчитали каждые мои полчаса. – Было грустно, что и Виктор относится к ней как к спортсменке, из которой можно выжать максимальный результат в командном зачёте. – Гость – твой знакомый Олег Вите.
– Фигасе! Приветик передай! И вверни ему, что символ СССР серп и молот называется у наркуш «накоси и забей»!
Перед сном Денис хотел изложить Вале свою точку зрения на развал СССР, но она остановила. Его лекции мешали пропустить тему через себя. Ведь чем для неё был Советский Союз?
Бараком на улице Каменоломке, где мать загадочным образом умудрялась организовывать быт. Кипятила постельное бельё в баке на печечке, в этом же баке купала Валю и стирала одежду, которую гладила тяжеленным утюгом на углях.
Мыла, готовила, доставала еду, работала, покупала продукты, вышивала. Как она всё успевала, если даже в туалет и к колонке с водой надо было выстоять очередь?
Советский Союз был для Вали училками, больше похожими на продавщиц и уборщиц, чем на Юлию Измайловну. Пьянством отца, изнасилованием, общежитием, копеечной зарплатой за часы у массажного стола, унизительным браком за московскую прописку, карательной гинекологией…
А ещё гэбистом Николаем, начальницей Первого отдела Лютиной, бесконечными очередями, хамством начальства, несбыточной мечтой съездить за границу к Соне… Разве об этом можно жалеть?
А развал Союза был путчем 1991 года, когда она стояла в голубом платье и держала протянутый Марком плакат: «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!» Чувствовала себя пьяной от свободы, готовой взлететь и парить над баррикадами у Белого дома.
К тому же такие махины случайно не рушатся, его, как в финале романа «Сто лет одиночества», потихоньку подгрызли термиты. Те самые, что плачут теперь по нему, потому что им больше нечего грызть.
Ада перед съёмкой нервничала. Она напланировала завершить передачу хороводом представителей «союзных республик» с дарами, идущими по рекламным расценкам, но половина представителей не доехала.
И Ада опасалась, что шествие семи человек в национальных костюмах может показаться начальству намёком на новую схему союзных отношения. Или бог с ним, с начальством, семь так семь, деньги за рекламу латышских шпрот, грузинского вина, узбекских сухофруктов и прочего не пахнут.
– Приготовься, провокаторов будет как грязи, – предупредила Катя.
Гость опоздал, и Валя не успела сказать с ним до съёмки ни слова.
– Здравствуйте! С вами передача «Берёзовая роща» и я, Валентина Лебедева! Наш сегодняшний гость – экономист, политолог Олег Тумаевич Вите, – начала она, сидя в сверхпартийном пиджаке, на лацкане которого не хватало только значка «Ударницы коммунистического труда», какой носила мать. – Нам предстоит непростой разговор о развале Советского Союза.
Гость был ровно таким, каким часто появлялся в политических передачах: высоким, красивым, бородатым, в джинсах, клетчатом пиджаке и косыночке вместо галстука. И говорил так же мягко, чуточку заикаясь.
Валя любила высоких героев, потому что рядом с невысокими казалась себе на экране дылдой.
– Олег Тумаевич, вы ведь потомственный петербуржец? – спросила она, чтоб капельку «очеловечить» тему.
– Поскольку у вас запись, а не прямой эфир, буду подробным. Один мой прадед – потомственный дворянин, был военным комендантом железнодорожной станции Кизыл-Арват, другой – коллежский асессор, жил в Джамбуле, третий – владел Киевским ипподромом, четвёртый – был подмосковным крестьянином. Мама – москвичка, отец – питерский, родился я в Риге, по месту его военной службы.
– То есть «ваш адрес Советский Союз»?
– Я прожил в СССР основную часть жизни, но рад тому, что рухнула огромная тоталитарная империя.
– Тебя эта тоталитарная империя бесплатно выучила и выкормила! – заорал со среднего ряда мужик в кожанке, поднял над головой красный флаг, а две его пожилые соседки отрепетированно заорали: «Банду Ельцина под суд!»
– Я предпочёл бы общаться на «вы», – повернулся к нему Олег Вите. – Вы, видимо, не в курсе, что бесплатного выучивания и прочего не существует. Просто советское государство недоплачивало моим трудившимся родителям, дедушкам-бабушкам и крохотную часть этих денег отправляла на моё выучивание и выкармливание.
– Ты кто по национальности, чтоб учить меня жить? – снова заорал мужик в кожанке.
Было видно, что он искусственно взвинчивает себя.
– Я привык, что мои фамилия и отчество вызывают вопросы, но ещё раз напомню, что мы на «вы», – ответил Олег мужику в кожанке, терпеливо, как учитель перевозбудившемуся школьнику. – У меня четверть немецкой крови, четверть украинской, остальная русская. Дед был фанатом Киплинга, тогда это было модно, и назвал дочь Маугли, а сына Тумаем.
Дама средних лет в кримпленовом костюме громко возразила:
– В моде были имена с советской символикой.
– Имена с советской символикой появились после революции, а тётя и отец родились до революции, когда сборник рассказов «Книга джунглей» считался знаковой книгой, а его герои Маугли и Тумай олицетворяли свободу.
– Ненавидишь СССР, потому что твоих деда с бабкой большевики прижали? – снова заорал мужик в кожанке.
Но Олег снова ответил ему абсолютно спокойно:
– Ошибаетесь, бабушка и дедушка пришли в революцию из дворянского сословия, дед занимал пост в Комиссариате внутренних дел, а бабушка вступила в партию по рекомендации Енукидзе и назначалась Наркоматом здравоохранения на самые ответственные должности по борьбе с эпидемиями. Она беременной выезжала бороться с чумой.
Зал зааплодировал. Олег рассказывал, словно сидит не в студии, а в гостях за чаем, и это подкупало.
– Страна проголосовала на референдуме за сохранение СССР, а такие, как вы, его уничтожили! – выразительно объявила дама в кримпленовом костюме.
– Позвольте, я тогда работал в ленинградском филиале Института социологии, так что претензии не ко мне, а к первым лицам союзных республик, захотевшим самостоятельности, – уточнил Олег Вите. – К тому, что двухстороннее регулирование отношений республик с Россией начали обсуждать аж с ноября тысяча девятьсот девяностого года!
– За год до первого путча? – удивилась Валя.
– Россия тоже хотела обновлённого Союзного договора, потому что не справлялась с проблемами республик.
– Войска надо было вводить против ихней самостоятельности! – снова заорал мужик в кожанке.
– В Вильнюс ввели войска, результат вам известен, – повернулся к нему Олег.
Валя восхитилась тем, что
