«Глава?» — удивленно взглянула она на склонившегося над ней обнаженного мужчину. — Как это может быть он? Откуда столько грубости и пыла?'

Горячее, влажное от пота тело Главы прижавшись к ее боку, согревало Ли Мин, чью кожу холодил ночной воздух. Приподнявшись, он накрыл их меховой полостью, обхватил ее руками и, прижавшись лицом к ее шее, замер. Так они и уснули. Ей казалось, что она только сомкнула глаза, как у порога тактично кашлянули.

— Я выйду, не вставай, — неторопливо поднялся Глава, накинув верхнее ханьфу. И вот уже за порогом пещеры слышался его тихий голос и торопливый шепот Хао, примчавшегося из монастыря.

Когда он вернулся, она притворилась спящей, пока он раздевался. Но стоило шевельнуться, как горячее гибкое тело прильнуло к ней. Руки по-хозяйски обхватив, ласкали ее грудь, ставшую до невозможности чувствительной. Эти беспричинные объятия рушили прохладу утренней тишины и глубокого покоя. Тихие прикосновения запускали огненные будоражащие щупальца в карамельную негу сна-отдохновения и были порой непристойнее самого действа, доводя обоих, откровенным бесстыдством, к высокой точке бытия, что разлеталась мощным взрывом, после которого уже не было ничего — они едва выживали.

С этой ночи Ли Мин попала в сексуальное рабство. Она поняла это когда впервые за эти два дня выбрела из пещеры в нехотя светлеющее утро. Постояв минуту на холодном ветру пахнущим дождем и осенью и словно протрезвев от любовного похмелья, стукнула себя кулаком по лбу: «Что это ты творишь, кретинка проклятая⁈ Совсем спятила⁈ Боже, как так получилось-то⁈»

И ведь Глава не нравился ей вовсе. Она не должна была позволить произойти подобному. Она не может, не имеет права сближаться с ним. Зачем ей его жизнь? Зачем отвечать на его чувства, даже если сама что-то испытывает к нему? Зачем обнадеживать его? Какое у них может быть будущее, когда этого будущего у нее здесь нет и быть не может? «Как я умудрилась вляпаться в такое⁈ Все мозги растеряла!» — и вновь собралась стукнуть себя по лбу, когда ее кулачок был перехвачен и губы дафу нежно прижались к ее виску. Ну да, она ведь уже не принадлежит себе.

— Зачем бьёшь себя? — спросил он тихо, усаживая ее к себе на колени.

— Потому что… не знаю… зачем вы так со мной?

— Ли Ми…

— … вы обижены на меня… но почему за мою бестолковость… наказываете вот так?

— Не плач, — обняв, он прижал ее голову к своему плечу. — Ответь мне на один вопрос: откуда ты?

Перестав вырываться, девушка замерла, выпрямившись натянутой до предела струной. Глава всматривался в ее лицо с таким вниманием, что, кажется, перестал дышать. Напряжение между ними росло. Он ждал ответа, а она ничего не могла сказать ему.

— Можешь не отвечать, — вдруг отступился он. — Уже не важно. Просто хочу удержать тебя подле себя. В том, что произошло этой ночью виноват лишь я. И поступил я так не потому, что хотел унизить, оскорбить или отомстить за что-то, а потому, что ты принадлежишь мне и только мне. И этот курс, что ты назначила, был лишь поводом приблизиться к тебе, но причина не только в этом. Я страстно стремлюсь выжить ради тебя. Я поступил преступно, взяв тебя силой… но, скажи… сколько ты можешь остаться со мной?

Пока она с ужасом смотрела на него, он аккуратно отвел пряди волос, падавшие на ее мокрое от слез лицо и почти невесомо погладил по щеке. Он был так близко к ее тайне.

— Год, — созналась она. — Но как вы… догадались?

— Это было несложно, ведь ты необычная, — поцеловал он ее в лоб. — Ужиться со строптивыми стариками… — покачал головой и минуту помолчав, проговорил: — Наблюдая за тобой, я так и не смог понять: откуда у безродной девушки храбро принимать столь нелепые решения, не боясь показаться смешной? Откуда столько достоинства у простолюдинки, что бы свои неловкие поступки, оборачивать вдруг в единственно верные? И где ученица лекаря, могла получить столь глубокие и сложные познания, которые отстаивала с уверенностью бывалого лекаря, ставя умудренного опытом учителя в тупик? Откуда у обычной девушки уверенность спорить до конца, твердо отстаивая свою правоту? На все это я так и не смог ответить.

Ли Мин слушала его с изумлением, граничившим с паникой. Это он про нее? Похоже, он прозрел ее тайну, лишь потому, что она стала важна для него.

— А я вот не могу понять, — шмыгнула девушка носом, — когда вы успели…э…э… заинтересоваться мной?

— Могу я тоже иметь свою тайну? — улыбнулся Глава, распалив тем любопытство Ли Мин.

— Так нечестно! — возмутилась она.

— Да что ты? — улыбнулся он, демонстративным недоумением, намекая на то, что собственно, не Ли Мин упоминать о честности. Но тут же прижался лбом к ее лбу и, умирая от нежности, прошептал: — Никогда не видел, чтобы несуразицы были столь очаровательны. Ты не стараешься казаться кем-то, ты, такая как есть. Но я никак не могу отнести тебя к простолюдинам. Ты явно не простолюдинка, хотя твои манеры желают лучшего. Но и к знати отнести тоже не могу. В тебе нет спесивости и высокомерия, ты ко всем относишься равно. Ты необычна и неповторима. Честное слово, ты дала мне хороший урок: не нужно из кожи вон лезть, чтобы не терять лицо и всеми силами завоевывать уважение к себе, нужно просто жить, не оглядываясь ни на кого. Жизнь, а не люди укажет на твои ошибки. Как только появилась ты, я каждое утро поднимался счастливым, зная, что если не увижу тебя, то хоть услышу о тебе.

У Ли Мин духу не хватило напомнить, что ей нужно будет, в любом случае, оставить его. Но она поняла его, хотя он не говорил об этом ни слова. Он умирал, а потому хотел взахлеб испить полную чашу любви. Не потому ли он с легкостью принял ее год пребывания подле себя, потому что сам вряд ли переживет этот год. И вот судьба проявила к нему невероятную щедрость, открыв его сердце для любви. Но вместе с тем и жестоко посмеялась, потому что той, кому он безоглядно отдал свое душу, его любовь стала обузой.

Ли Мин не могла ранить его отказом сейчас, когда он открылся ей, а потому решила пока помалкивать, пообещав себе, что не увязнет в этих не нужных ей отношениях и скоро оборвет их. Между тем он тихо целовал ее, жутко отвлекая. Он ей не нужен… правда… совсем не нужен… Последнее о чем ей подумалось, когда он подхватил ее