По данным Национальной ассоциации медицинских экспертов, в Соединенных Штатах судебно-медицинскими экспертами работают 400–500 патологоанатомов. Чтобы обеспечить достаточный охват населения, стране нужно в два-три раза больше, но медицинские учебные заведения выпускают не так уж много специалистов[430]. Из восемнадцати тысяч молодых врачей, ежегодно оканчивающих мединституты, только три процента (около 550 человек) выбирают курс патологии. После трехлетней ординатуры большинство из них работают в больницах или клинических лабораториях, и менее десяти процентов выбирают дополнительный год стажировки, чтобы стать специалистами в судебной патологии.

С тех пор как Ли учредила первую учебную программу на кафедре судебной медицины Гарварда, число стипендиальных программ по судебной патологии для последипломной научной работы в США выросло до 39. В настоящее время действуют 78 стипендий по судебной патологии, утвержденных Советом по аккредитации для последипломного медицинского образования. Фактически профинансированы всего 54 позиции, а около 20 процентов обычно вакантны из-за отсутствия подходящего кандидата на стипендию.

Каждый год в клиники США приходит около 38 сертифицированных патологоанатомов. Этого недостаточно для замены тех, кто достигает пенсионного возраста и уходит с работы, не говоря уже о расширении системы судмедэкспертов по всей стране. В США по-прежнему ощущается нехватка квалифицированных судебных патологов.

Привлечь врачей в судебную патологию сложно. Поскольку судмедэксперты, как правило, государственные служащие, они зарабатывают, как правило, меньше, чем сотрудники частных больниц. Работа часто бывает неприятной и выполняется на устаревшем оборудовании при недостаточном финансировании. Удастся ли переломить эти тенденции — неизвестно.

Несмотря на непоколебимую веру Ли в то, что судмедэкспертиза лучше работы коронеров, было бы неверно утверждать, что эта система идеальна. Только за последние годы в новостях мелькали скандалы и кризисы в Бостоне, Коннектикуте, Лос-Анджелесе, Чикаго, Делавэре и многих других отделениях службы судмедэкспертов.

Исследование, проведенное Министерством юстиции США, показало: следователи осматривают место преступления лишь в 62 случаях из 100, переданных на судебно-медицинскую экспертизу. Разумный подход к сомнительным случаям смерти — это осмотр специально обученным следователем каждого места происшествия[431]. Менее половины судебно-медицинских экспертиз включают вскрытие трупа, и, вопреки тому, что рисуют зрителям детективные телесериалы, места происшествия осматривают на предмет улик только в пяти процентах случаев.

По словам доктора Рэнди Хэнзлика, бывшего президента Национальной ассоциации медицинских экспертов, примерно у трети судебно-медицинских служб в США отсутствуют токсикологические лаборатории. Еще у трети нет гистологической лаборатории, и столько же не могут похвастаться собственным рентгеновским аппаратом. Отсутствие этих необходимых инструментов может привести к упрощению процедур, ненужным задержкам и другим неприятным последствиям[432].

В 2013 году в мотеле Best Western в Северной Каролине умер 11-летний мальчик. Выяснилось, что причиной смерти было отравление угарным газом. Выхлопные газы от насоса бассейна попали в комнату через систему вентиляции[433]. Двумя месяцами ранее в том же номере мотеля умерли двое. Тогда судмедэксперт отправил кровь скончавшихся на анализ в государственную лабораторию. Результаты, показавшие отравление угарным газом, были получены через полтора с лишним месяца, всего за неделю до смерти ребенка. Будь у судебно-медицинского центра собственная токсикологическая лаборатория, о содержании окиси углерода стало бы известно в течение недели или меньше. Если бы предупреждение о просачивании угарного газа в номер мотеля было сделано своевременно, новой смерти можно было бы избежать.

Во многих случаях проблемы, с которыми сталкиваются службы судебно-медицинской экспертизы, состоят в нехватке ресурсов, отсутствии финансирования, квалификации, единых стандартов и общественной поддержки.

Судебная медицина постоянно развивается. Хороший тому пример — практика снятия следов ДНК. С 1990-х годов, когда в общественном сознании появилось понятие об анализе ДНК как доказательстве преступления, более 360 осужденных были реабилитированы в рамках проекта Innocence. Сколько невиновных были казнены или умерли в тюрьме, мы никогда не узнаем[434].

Но есть и проблема с использованием анализа ДНК в качестве доказательства: его результаты могут быть неверно истолкованы. Стало достоянием общественности несколько случаев, когда анализ ДНК использовали для обвинения непричастных. Недавнее исследование Национального института стандартов и технологий показало, что 74 из 108 проверенных им криминалистических лабораторий выносили заключение о виновности в гипотетическом преступлении совершенно безосновательно[435]. Анализ следов ДНК — одна из областей, которую сейчас повторно изучают на предмет научной обоснованности наряду с оттисками зубов, доказательствами поджогов и последствиями черепно-мозговых травм.

Капитан Ли напоминает нам: в поиске истины нельзя опускать руки. Всегда нужно следовать научным фактам, чтобы оправдать невинных и осудить виновных.