Я не сразу понимаю. Я позволила себе задержаться на мгновение, мое самообладание было подорвано. В своей голове я прокручиваю все фальшивые игры, в которые мы с братом играли на нашем заднем дворе, когда были моложе и слушали все наши разговоры о наших мечтах, его мечтой было играть в НФЛ, как наш папа, а моей — стать балериной, как мама. Эти мечты так и не стали реальностью.

Проглатывая жжение, поднимающееся в задней части моего горла, я закрываю глаза. Сейчас я скучаю по Жюльену, но боль, которую я испытываю из-за его отсутствия — это хорошая боль, которая сопровождается ласковой улыбкой.

* * *

Я развлекаюсь со своим питомцем по-своему на ночь — нет, не с Рэйвен. Она спит, учитывая ее сумасшедший день, когда она ела через шнуры моего телевизора и увлажнителя, когда я слышу серию резких ударов.

Отис сидит на полу моей спальни, прислонившись спиной к моему матрасу, с кляпом во рту и связанный, когда этот поразительный звук прерывает нас. Встревоженная, я отрываюсь от него и смотрю в конец коридора, дезориентированная.

Я подначивала Отиса, и после слезной просьбы, в которой он пригрозил использовать свое стоп-слово — «ананасы», если я не дам ему разрешения приехать в ближайшее время, я пообещала, что его освобождение неизбежно. Его исполнение снова прерывается агрессивными стуками в мою входную дверь, которые становятся все громче и громче.

Все еще в оцепенении, я попеременно смотрю то на открытую дверь своей комнаты, то на Отиса. К седьмому повороту взад-вперед я получаю удар хлыстом.

— Кто это? — спросила я. — подозрительно шепча, зловещее чувство шевелится у меня в животе.

Отис смотрит на меня широко раскрытыми от отчаяния глазами и пожимает плечами. Кляп делает каждое его слово неразборчивым. Я быстро снимаю его, но настойчивый стук снова прорезает воздух, заставляя его замолчать.

Вслед за агрессивным стуком раздается тошнотворно знакомый голос:

— Грета, открой дверь, — любое затяжное возбуждение, охватившее нас с Отисом, эффективно нарезается кубиками и приносится в жертву.

— О, Боже мой. О, Боже мой! — ч кричу, истерично, но тихо. Я вскакиваю и ищу свой халат, от страха у меня кружится голова. Мне кажется, я вот-вот упаду в обморок. Я выбегаю из спальни только для того, чтобы Отис в ужасе прошипел мое имя.

— Что? — огрызаюсь я, оборачиваясь, чтобы посмотреть на него. Он выглядит испуганным, его тошнит, и ему больно.

Он протягивает свои связанные запястья и покачивает связанными ногами.

— Привет? Ты ничего не забыла?

Черт, черт, черт. Почему мой папа здесь? С каких это пор он навещал меня без всяких обязательств? Это мама послала его? Будь проклята эта женщина.

И как вовремя! Мистер Отцовские Голубые яйца должны появиться из гребаного ниоткуда и разрушить грандиозный финиш, к которому я готовилась. В планах на сегодняшний вечер было одолеть Отиса, но это не означало, что процесс не был мучительно веселым и для меня тоже.

— Грета, — снова зовет мой папа. — Я знаю, что ты там. Открывай.

Раздражено, я прекращаю попытки снять с Отиса оковы. Именно тогда я слышу, как поворачивается ручка, за которой следует металлический скрежет. Моя душа действительно покидает мое тело и левитирует, чтобы посмотреть на меня сверху вниз. Я вижу дверь с того места, где я скорчилась, и я жду, когда она откроется — жду, когда судьба обрушится на меня, — только чтобы обнаружить, что это было отложено.

Вот тогда я вспоминаю, что всегда заботящийся о безопасности Отис закрутил мой засов на место, когда вошел после очередной лекции о том, как держать мою дверь незапертой.

Когда это закончится, я собираюсь отблагодарить этого парня так чертовски сильно, что мы оба потеряем функцию ног.

— Скорее сними это, — шипит Отис срывающимся голосом.

— У нас нет времени, — я оглядываю свою комнату, лихорадочно ища какой-нибудь план побега. Сегодня не тот день, чтобы раскрывать природу моих отношений с одним из футболистов моего отца. При нормальных обстоятельствах мой отец, вероятно, не разозлился бы. Раздраженный и испытывающий отвращение, да, но не взбешенный. Я рассеяла все остатки консервативных приличий, которые он соблюдал в старшей школе, своим откровенно беспорядочным поведением. Но учитывая наше нынешнее затруднительное положение — Отис с кольцом для члена, тюбиком смазки и множеством игрушек, разбросанных по полу, — кровь прольется.

Все еще оглядывая свою комнату, я мельком замечаю свет, который горит в моей ванной. В шкафу.

— Вставай, — я подхожу к нему, обхватываю руками его подмышки и поднимаю его чертовски тяжелую задницу квотербека на ноги. Мы двигаемся с большим трудом, присутствие моего отца и настойчивый стук только усиливают манию.

— Что мы…

Я не даю Отису закончить предложение, прежде чем затаскиваю его в свой шкаф.

Поняв, что я собираюсь сделать, он вытаращился на меня.

— Я ни за что не собираюсь…

— Тсс, — я беру кляп, который бросила на пол, и засовываю его ему в рот. Предательство и ужас в его глазах заставляют меня чувствовать себя плохо.

Но только немного, потому что, честно говоря, какая альтернатива? Назвать его причиной моей хромоты? Я уже лгала своим родителям о причине, ссылаясь на спортзал, как на причину моих травм, и плюсом стало меньше комментариев по поводу моего веса.

Меньше, но не ноль.

Отис издает звук, его брови негодующе хмурятся, но я толкаю его дальше.

— Сохраняй спокойствие, ладно? Просто дай мне минут пять, чтобы избавиться от него, — я толкаю его, и он падает плашмя на задницу. — Пожалуйста. Я ненадолго, обещаю. А потом, как только я закончу, ты сможешь делать со мной все, что захочешь. Хорошо?

Сначала он колеблется, но соглашается после еще нескольких просьб.

Следующие тридцать секунд я занимаю тем, что лихорадочно готовлю себя и квартиру, агрессивно вытираю размазанную тушь по лицу и собираю выброшенную одежду, чтобы бросить ее в шкаф для одежды. Когда я наконец иду отпирать входную дверь, я вся в поту.

— Грета, какого черта ты делала? — мой отец ощетинивается, скидывает носки своих ботинок, затем отталкивает меня в сторону, чтобы ворваться в мою квартиру, как будто это место принадлежит ему. Что, честно говоря, технически так и есть. Его имя указано в договоре аренды. Он останавливается посреди гостиной и подозрительно оглядывается, принюхиваясь к воздуху. Остаются нотки одеколона Отиса — аромат, к которому я привыкла, и мне кажется, что я могу просто умереть. — У тебя здесь мальчик?

Разыгрывай это. Я благодарю блять за то, что Отис был