разлагается, превращаясь в ничто, а он, одинокий, сидит, скрестив ноги, перед водопадом, и мысли о ней наполняют его горечью и тоской. Он подобрал с земли камешек и швырнул его в бассейн. И вдруг услышал за собой хруст веток и голоса детей. Из кустов появилась группа поселковых ребятишек, — видно, они шли по его следам и теперь таращились на него сверху, с обрыва. Он помахал им, и они, помявшись, начали спускаться — сначала те, что постарше, за ними остальные, некоторые в кипах, другие с непокрытыми головенками, среди них были и совсем крошечные малыши, похожие на черных козлят, все как один грязные. Они окружили его, и он с удовольствием болтал с ними, растроганно гладя их по головам и плечам, пока вдруг из зарослей не выскочила его девочка — покраснев от ревности и волнения, она растолкала детей: отец вернулся и послал ее найти гостя, чтобы тот не заблудился. Молхо засмеялся и спросил, не приехал ли Бен-Яиш, но она его не видела.

Он поднялся и пошел за ней, с воодушевлением взбираясь по крутой тропинке, глядя, как ее стройные ноги проворно топочут перед его глазами, а остальные ребятишки тянулись позади, цепляясь за кусты, точно стая обезьян. Выбравшись из вади, он увидел ее отца и рядом с ним еще нескольких людей. Все они были встревожены — может быть, городской гость сошел с ума? Что он там искал, в этом вади? «Ничего особенного, — сказал Молхо. — Я хотел посмотреть на водопад. Мне рассказали, что там есть водопад, и я спустился посмотреть на него». Он дошел до самого водопада? — изумились они, и он подумал: «Они, кажется, и в самом деле видят во мне старика». Да, до самого водопада, а что? И он спросил у них, не вернулся ли Бен-Яиш. Оказалось, что за ним послали. «Интересно, гонялся ли еще какой-нибудь чиновник вот так за гражданином», — вздохнул Молхо с каким-то даже удовольствием, разглядывая открывавшийся перед ним пейзаж, особенно прекрасный в этом нежном прозрачном освещении. «Ну ладно, что делать, подождем еще», — и повернул в сторону девочкиного дома.

Индиец казался растерянным, но в конце концов вынужден был присоединиться к Молхо, который уверенно шел в сторону его жилища. У двери он увидел свой портфель. Может быть, индиец снова предложит ему отдохнуть в постели дочери? Но тот завел его в салон и предложил кофе, для бодрости. Молхо сидел в знакомой ему комнате, пил кофе и пытался выжать из хозяина какие-нибудь подробности об утреннем визите в больницу. Какие лекарства ему там давали? Но тот и на этот раз не склонен был рассказывать о своей болезни, очевидно ничего в ней не понимая, как если бы то была чья-то чужая болезнь, зачем-то пересаженная на время в его тело. Молхо осторожно скосил взгляд в сторону комнаты девочки — воспоминание о том, как он спал там в прошлый свой приезд, десять дней назад, вдруг наполнило его каким-то сладким томлением. «Этот ваш Бен-Яиш играет со мной, как кошка с мышкой, — сухо сказал он, уже ощущая легкую усталость после длительной поездки и спуска в ущелье, но понимая, что вряд ли сумеет заснуть в такой поздний послеобеденный час, тем более что и прежний убаюкивавший его ветер тоже исчез. — Но он играет с огнем», — угрожающе предупредил он, надеясь, что индиец осознает свою вину и почувствует ответственность. Но тот и сам выглядел подавленным, как будто уже потерял надежду понять метания своего молодого председателя. «Я сказал ему, что он не должен вас бояться, — пробормотал он наконец. — Вы из наших, вы человек не злой». — «Что это значит — „из наших“?» — спросил Молхо с насмешливым интересом. «Ну, я подумал… по вашему виду… мне показалось, что вы не будете цепляться к мелочам. Но Бен-Яиш, наверно, боится, что вы не поймете его расчеты и из-за этого у нас могут быть неприятности». Он замолчал, и в комнате снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь тоскливыми вздохами коровы в хлеву, и Молхо откинулся на спинку стула и прикрыл глаза, ощущая, что его душой овладевает какой-то удивительный покой, и понимая, что эта его расслабленность вряд ли понравится индийцу, еще не забывшему, видимо, как долго гость спал у него в предыдущий раз. «Так что, вы полагаете, что он вообще не вернется?» — спросил он лениво, не открывая глаз. Индиец честно признался, что не знает. «Но где же он все-таки сейчас?» — «Сказали, что он отправился в Фасуту, искать водителя, и там пропал, а теперь секретарша поехала за ним». — «Но она обещала, что меня отвезут и обратно, — сказал Молхо, глядя на индийца, но тот понятия не имел, кто этим должен заниматься. Когда у вас тут последний автобус?» Оказалось, что последний автобус отправится из деревни через четверть часа. Но Молхо не хотелось подниматься, он сидел, как приклеенный, как будто его зачаровало молчаливое присутствие этой маленькой девочки. «Опять я схожу с ума», — думал он, глядя на ее обнаженные руки и ноги. «Ваша дочь оцарапала ногу, — сказал он, тяжело поднимаясь. — Посмотрите, может быть, стоит перевязать». Индиец удивленно посмотрел на дочь. «Это я в вади поцарапалась», — сказала девочка, лизнула палец и протерла царапину. «Ну что ж, — сказал Молхо, беря свой портфель, — я, пожалуй, пойду». Он вышел наружу, навстречу празднично-торжественному закату, свернул за дом, заглянул в коровник, чтобы попрощаться с одинокой коровой, нашел тропу, ведущую в поселок, и вдруг, словно прозрев, впервые увидел это место во всей его подлинной, убогой неприглядности — безжизненные поля, полуразрушенные теплицы, приметил признаки запустения и упадка — заброшенные курятники, полупустые коровники, трактора, ржавеющие под рваным брезентом, среди цветущих сорняков и желтеющего раздолья весенних колючек; это место выглядело, как умирающий пациент, который равнодушно позволяет врачам бесцеремонно ворочать его вялое тело. Молхо шел напрямую, сойдя с тропы, и жители поселка, казалось, по-прежнему избегали встречи с ним — даже те, что иногда оказывались почти рядом, на расстоянии нескольких шагов, вскоре торопились отойти. Ему вспомнилось, как жена вечерами посылала его походить по Кармелю, чтобы он не сидел возле ее кровати, отупев от усталости, безразличный ко всему, механически отвечая на ее вопросы. «Опять мертвецы мною командуют», — подумал он, продолжая идти, разглядывать и изучать, как вдруг остановился как вкопанный, увидев стоящий на остановке автобус, от которого уже расходились усталые рабочие и работницы — среди них ковыляла на своих коротких ногах и беременная мать девочки с каким-то свертком в руках,