«Да расступится извечный мрак,

И придет Светлый бог во спасение наших душ…»

Эрин тоже в растерянности смотрела на друга. От нехватки воздуха ее голова кружилась, и она еле стояла на ногах.

А потом строки сами всплыли в сознании Адалии.

«Да расступится извечный мрак,

И придет Светлый бог во спасение наших душ.

Воинство Тьмы обратит он в прах,

Мы имя твое нарекаем, оковы наши разрушь».

Адалия зашептала в унисон, и странная, почти безумная надежда забрезжила внутри. Она звала вперед, не давала упасть перед ликом сгущающегося мрака.

Нимира успела подумать, что это странная смерть – в чужом мире, с умиротворяющей молитвой на губах. Молитвой, которую она не слышала так долго…

А потом яркий свет чуть не ослепил ее.

Раскинув руки, болезненно скорчившись, Газарт взмыл над их головами. Из его тела били лучи, прожигая дыры в покрывале тумана, в тварях, завизжавших так, что из ушей побежала тонкая струйка крови. Он завис выше голов, и смотреть на него было настолько больно, будто глаза изнутри горели огнем.

Но Эрин не позволила себе зажмуриться. Она должна быть рядом, должна подставить плечо, если он упадет. Если новая сила выжжет и его дотла, как выжигала тварей вокруг, она придет на помощь.

Но Газарт держался, и тьма отступала.

Еще доля секунды, и все пропало. Не было сужающегося круга, не было света. Они снова стояли вчетвером посреди выжженной пустыни.

– Спасибо, – тяжело выдохнул Газарт, опустившись на землю. – Спасибо, что поверил, Даниэль…

Рид поднялся на ноги, не глядя ему в глаза.

– Мироздание – странная штука, – отрешенно сказал он. – И не мне решать и судить, если ты оказался достойным Света.

– Нам нужно идти, они скоро вернутся. Этот фокус может не сработать второй раз.

Снова хрустела мертвая земля под ногами. И одуряющая тишина давила на уши.

Минута, час или целый день – время не чувствовалось. Шаги и стук сердец переплелись, отбивая их марш.

Газарт споткнулся, Рид и Эрин поймали его на руки с двух сторон. Он поморщился будто от сильной боли, но продолжил идти. Целую вечность идти в пустоте, лишь изредка опираясь на друзей.

– Древо близко, – вдруг прошептал он. – Я почувствовал.

Эрин успела улыбнуться.

И они оба пропали.

* * *

– Нет! – вскрикнула Эрин, протягивая руки к месту, где только что стояли друзья. Сейчас их окружала яркая зеленая поляна, усыпанная кровавыми маками. На многие мили вокруг только трава, листва и цветы.

И огромное дерево, крона которого терялась в облаках. Сразу за ним земля обрывалась. Жидкий ручеек, бравший начало где-то вдали, бежал прямо в пропасть, но шум воды не достигал их ушей.

Эта новая тишина не была оглушающей. Скорее она напоминала тихий летний полдень, умиротворяющий и безмятежный.

– Как нам вернуться? – Эрин не любовалась долгожданной красотой, она испуганно сверлила Газарта взглядом.

А он неотрывно смотрел на Древо.

– Я не знаю, – потерянно прошептал он. – Но мы дошли. Неффин.

Эрин перевела взгляд на их конечную цель. Древо Жизни, старое, как само мироздание, умирало. По стволу струилась черная полоса, начинавшаяся с небольшого надреза у корней, разраставшаяся кверху. Она окутывала крону мертвой паутиной, насколько доставал взгляд.

– Это плохо? – Она тоже неосознанно перешла на шепот, будто громкий голос мог навредить этому исполину.

– Очень…

В этот же момент из листьев свалился светлячок ярко-зеленого цвета. Он был похож на крошечный листик, но графиня сразу узнала одного из д’аари. Светлячок коснулся травы, погас и тут же исчез.

– Эльфийские боги умирают. Вот цена за спасение нашего мира… Я не знал, я ничего не знал. – Газарт рухнул рядом с Древом и коснулся его лбом. – Мне нужно было останавливать Слияние, а не Таали. Его сила губительна для всего живого…

Тихий ветерок прошелся по маковому полю, растрепал его волосы и одежды так ласково, что у Эрин защемило сердце. Еще один мир рушился по ее вине. В тишине и гармонии все медленно погибало… Уже не было пчел, которые опыляли бы цветы, не было мельтешения бабочек вокруг, бодрого жужжания насекомых. Тишина везде и повсюду следовала по ее следам. Сколько времени пройдет, прежде чем эта напасть доберется до эльфов? Сколько им осталось?

– Газарт… – на глаза Эрин навернулись слезы, которых не могло быть.

– Иди сюда, – чуть громче позвал он.

Бывший некромант вытащил короткий нож из рукава, маленькую флягу он протянул подруге. А потом резко полоснул по стволу рядом с предыдущим шрамом. Сталь безжалостно врезалась в окаменевшее дерево. Брызнул сок, заменявший Древу живительные слезы, и мгновенно угодил в подставленную флягу.

Когда она наполнилась, Газарт протянул ее Эрин.

– Пей.

Она глотнула, не ощущая никаких изменений внутри. Оставшуюся половину он выпил сам.

– Эрин, – Газарт перевел на нее сосредоточенный взгляд, и графиню снова пробрало до дрожи. – Когда я закончу, ты окажешься в Темных Землях, рядом с Даниэлем и Адалией. Теперь ты сможешь телепортироваться без чужой помощи, даже в Тринваире. Уноси их к порталу. Не задерживайтесь в этом мире ни на мгновение.

– Он разрушится? А как же остальные?!

– С ним все будет в порядке. – Газарт улыбнулся так же беззаботно, как улыбался раньше. – Вы нужны в Авелоре. Орден движется медленно, но он опаснее самих богов.

– Хорошо, – она кивнула, отступила на шаг и только потом поняла. – Одна? Ты не пойдешь со мной?

– Боюсь, что дальше вам придется действовать самим. Я чувствую, у меня есть силы помочь, вылечить Неффин. Но это будет последним, что я сделаю.

Он ненадолго оторвал руку от Древа, чтобы снова сжать плечо Эрин.

– Я верю в вас, вы справитесь.

Она хотела закричать. Орать, как в худшие дни в замке, когда жизнь казалась безвозвратно утерянной. И ледяной холодок дара уже не мог противостоять буре эмоций.

Она хотела молотить его в грудь. Доказывать, что он не мог пройти весь этот путь, пережить так много, чтобы погибнуть в проклятом Тринваире! Только не так, только не здесь! В одном шаге от их цели. Это почти как сдаться под благовидным предлогом.

Снова оставить ее одну против всего мира. Глупую, маленькую девчонку, не способную найти правильный путь самостоятельно…

Но Эрин знала, что Газарт ни за что бы не поступил так. Именно он всегда шел до последнего, отдавая все, что имел.

Именно он ценил свою жизнь меньше, чем жизнь любого другого существа, за которое боролся.

Именно он умел делать