точку зрения Хани, то поняла: конечно же, она была не права. Она хотела объяснить все это, уточнить, почему ей жаль, но ей помешала гордость.

— Так происходит с реальными людьми, — пожала плечами Хани. — Они болеют, забывают твое лицо, умирают, разочаровывают. — Она замолчала и отвернулась к окну. Солнце боролось с сумерками за наступающее утро, окрашивая небо вокруг медной женщины в сулящий надежду персиковый цвет. — Я никогда не сдам тебя, Марлоу, — продолжила Хани, — но считаю, что ты поступишь глупо, если не вернешься в Созвездие. Ты сбежала сюда, бросив своих фанатов, чтобы посмотреть на реальных людей? Найти настоящих родителей?

— Только одного, — поправила ее Марлоу. — Отца.

Хани нахмурилась, отвернулась от Марлоу и, сунув руку в щель между своим креслом и стенкой дрона, пошарила в кармане дверцы.

— Не знаю, не знаю, — произнесла она.

А когда повернулась к Марлоу, в руках у нее было письмо из квартиры Орлы Кадден. Во рту у Марлоу внезапно пересохло.

— Не сердись, — быстро сказала Хани. — Оно выпало у тебя из джинсов вчера вечером, когда я искала твою пижаму.

Марлоу схватила конверт, и Хани без сопротивления отдала ей письмо со счастливым самодовольством человека, который уже знал его содержание.

— Но ты не могла прочитать его, — возразила Марлоу, взглянув в лицо Хани. — Оно написано от руки.

— Слушай, это меня задевает, — вздохнула Хани. — Я слежу за тобой с детства и знаю о тебе все до мельчайших подробностей. Но ты ничего обо мне не знаешь. Я ведь только что сказала, что училась в католической школе.

Марлоу спросила:

— И какое, черт подери, это имеет значение?

Как оказалось, огромное.

Глава семнадцатая

Орла

Нью-Йорк, Нью-Йорк

2016

В тот вечер, когда Астон сжег дотла свою новую квартиру за пятьдесят девять миллионов долларов, Орла и Флосс находились в больничном крыле со стенами чахлого розового цвета и ждали в комнате, которую им выделили, чтобы их присутствие не отвлекало персонал от работы. Девушки дремали на пластиковых стульях, прислонившись друг к другу головами. Утром их разбудила сестра, и они пошли навестить Астона. Врач сказал, что ему повезло, но по его виду Орла так не сказала бы. Ли Кумон сидела у окна, гневно зыркая на них через палату.

Зазвонил телефон, и Орла даже не сразу поняла, что это ее мобильный. Она заново привыкала к его пиликанью, поскольку отключила режим без звука лишь недавно, когда травля, длившаяся несколько недель, наконец поутихла. Девушка вышла в коридор, чтобы послушать сообщение на автоответчике. Еще раньше, чем женский голос начал говорить, Орла впервые в тот день взглянула на часы на стене и поняла, кто это. Она пропустила прием у врача.

Орла уже собиралась перезвонить, чтобы записаться на другой день, но тут в коридор вышла плачущая Флосс и сунула свой мобильник под нос подруге, показывая ей имейл.

— Это от телесети, — объяснила она. — Нас официально закрыли. Я, конечно, знаю, что они приняли решение в ту самую минуту, когда девочка умерла, но… — Она кивнула в сторону палаты Астона и с горечью произнесла: — Теперь, из-за всего этого спектакля… они говорят, что сомневаются в нашем здравом рассудке.

Проходившая мимо медсестра глянула на Орлу через плечо и покачала головой, выражая бескомпромиссное осуждение всей ее сущности, словно она не имела права находиться здесь, да еще и с Флосс, и вообще жить на свете.

Орла оттолкнула телефон подруги.

— Тебе сейчас больше не о чем беспокоиться, кроме сериала? — спросила она. — Господи, тебя никогда не тошнит от самой себя?

Уязвленная Флосс икнула и заморгала.

— Что ты на меня взъелась? — гнусаво протянула она.

— Это все ненастоящее. — Орла щелкнула пальцами, схватила воздух, ущипнула что-то невидимое. — Разве ты не понимаешь? Все, что ты делаешь, — это пшик.

Флосс не вытирала слез, которые затекали в рот и катились по подбородку. Не зря она славилась, кроме прочего, уродливыми рыданиями.

— Сериал — это и твоя работа, если ты забыла, — ревела она. — Наверно, ты не боишься потерять ее, потому что считаешь себя особенной, да? Собираешься стать писательницей?

— Я стану писательницей. — Орла услышала в своем голосе оттенок отчаяния, высокий и тонкий, но проигнорировала его. — Для меня с прошлым покончено. Ты прославилась благодаря своей настырности, а я собираюсь пробиваться за счет таланта, он у меня есть. И в этом разница между тобой и мной.

Флосс резко развернулась и удалилась, шлепая сандалиями. На двери в конце коридора висела табличка «НЕ ВХОДИТЬ. ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА», но она решительно шагнула внутрь и исчезла.

Мать Астона высунула из палаты злое лицо, дотянулась до ручки двери и захлопнула ее.

Орла положила ладони на поясницу и прислонилась к рейке на стене, массируя ноющую спину. «Я права, — подумала девушка, подкрепляя свою уверенность, — она уже автоматически сомневалась в себе. — Я все сказала правильно».

Но она заблуждалась. Права она была не во всем: Орла ошиблась, сказав, что для нее с прошлым покончено и она может вернуться к старой жизни, словно последний год ее ничуть не изменил. В действительности все наоборот. Как бы это приключение ни разрешилось, у Флосс все будет хорошо. И у Астона, как заверяли доктора, все будет хорошо. У Крейга все будет хорошо. У Мелиссы все будет хорошо. У Дэнни все будет хорошо. Существовало лишь одно крошечное и неотвратимое доказательство того, как они прожили этот год. На этой неделе оно было размером с авокадо и жило внутри Орлы.

* * *

Было так много способов избежать того, что случилось потом.

Если бы она явилась на аборт.

Если бы она перенесла день операции, а не вешала трубку каждый раз, когда во время звонка в регистратуру приходилось ждать очереди, снова и снова, пока наконец срок не достиг пяти месяцев и аборт уже был просто невозможен. И это произошло не потому, что она хотела ребенка, не потому, что испытывала чувство вины, но по той же причине, почему с ней вообще случалось что-то в жизни: она не могла принять решение.

Если бы социальный работник, с которой она встречалась по поводу усыновления, не задержала на ней взгляд и не перепроверила имя в бланке. Если бы она не сказала со вздохом в середине разговора: «Сначала пары не будут знать, кто вы, но потом вы с ними встретитесь и тогда будете разбираться… с проблемой».

Если бы Мария Хасинто согласилась издать книгу Орлы, а не вышвырнула ее, чавкая своей булочкой.

Если бы Дэнни любил ее.

Если бы она любила Дэнни.

Но ничего этого не случилось. А произошло вот что: через