– Но я же вернусь, и ты еще обрадуешься, что я уехал, когда я вернусь сюда с… – начал Мак, неожиданно оживившись, потом вдруг осекся и закусил губу, будто сказав слишком многое.

– С кем ты вернешься? – полюбопытствовала Роза, потому что Мак ни видом, ни поведением не походил на себя привычного.

– Я забыл, сколько времени нужно на то, чтобы получить диплом, – ответил он, вновь отходя в сторону.

– Одно утешает: если ты туда поедешь, ты повидаешься с Фиби и сможешь мне все про нее рассказать – она-то по скромности о многом умалчивает. Мне интересно, как она живет, ангажировали ли ее исполнять баллады на концертах, которые намечены на следующий год. Ты ведь будешь мне писать, да?

– Разумеется! Можешь даже не сомневаться! – И Мак тихонько рассмеялся себе под нос, а потом склонился над каминной полкой, чтобы рассмотреть стоявшую там маленькую Психею. – Какая миленькая! – добавил он сдержанно, беря ее в руки.

– Аккуратнее. Дядя подарил мне ее на прошлый Новый год, и я к ней очень привязана. Видишь, она как раз подняла светильник повыше, чтобы рассмотреть Амура, – она ведь его еще не видела, – сказала Роза, старательно наводя порядок у себя на рабочем столе.

– Тебе следовало бы завести и Амура, пусть она им любуется. Она, бедненькая, прождала целый год, а смотреть-то и не на кого, кроме бронзовой ящерицы, – заявил Мак, бросив на Розу немного смущенный и немного дерзкий взгляд, новый и озадачивающий.

– Сам же знаешь: Амур улетел, как только она его разбудила, и она очень расстроена. Ей еще столько ждать того момента, когда она его отыщет и останется с ним навсегда.

– А ты заметила, что она на тебя похожа? Волосы собраны в узел, лицо одухотворенное. Не видишь? – спросил Мак, поворачивая к Розе изящную статуэтку.

– Ничего подобного. Интересно, на кого еще я похожа? Меня уже сравнивали с ангелом Фра Анджелико, святой Агнессой, а теперь с «Психичкой», как ее однажды назвала Ариадна.

– Вот если бы ты понаблюдала за собственным лицом, когда слушаешь музыку, говоришь о чем-то серьезном или чем-то растрогана, ты поняла бы, о чем я: у тебя в глазах душа светится и ты точь-в-точь как Психея.

– Ну, как увидишь меня снова в «душевном» состоянии, дай знать, я посмотрю в зеркало: самой интересно, как это выглядит, – лукаво произнесла Роза, раскладывая клубки шерсти.

– Неслышно, как ветер, ступая

Сквозь трав невесомый поток,

Прошла ты стремительней мая,

Прекрасна, как розы цветок[46], —

тихо пробормотал Мак, вспоминая белую фигурку на травянистом склоне в летний день; а потом, будто укорив себя за излишнюю сентиментальность, аккуратно поставил Психею на место и заговорил о серьезных книгах, которые нужно прочитать за зиму.

После этого Роза на протяжении нескольких недель видела его очень редко: Мак, похоже, наверстывал упущенное время и выглядел даже рассеяннее и чудаковатее обычного.

Привыкнув постепенно к изменениям в его внешности, Роза обнаружила, что он стремительно меняется и во многом другом, и наблюдала за «импозантным мужчиной» с большим интересом, произнося про себя, когда прямо у нее на глазах новообретенное достоинство сменялось необычайной беспокойностью повадки, а иногда еще и легкой сентиментальностью:

– Это в нем просыпается гениальность, как я и предсказывала.

Двадцать первый Розин день рождения не праздновали – семья еще была в трауре, хотя мальчики и запланировали кое-какие развлечения. В этот день они с особой трогательностью относились к своей кузине, вспоминали о том, как любил ее «бедный Чарли», и пытались продемонстрировать свое отношение подарками и благопожеланиями. Розин укромный уголок так и сиял, изукрашенный осенними листьями, а на столе скопилось столько дивных диковинок, что именинница напрочь позабыла о том, что она наследница большого состояния, помнила лишь одно: у нее нет недостатка в любящих друзьях.

Особенно порадовал ее один из подарков, хотя, узнав о его происхождении, она не сдержала улыбки: Мак прислал ей амурчика, но не в образе пухлого дитяти с шаловливым лицом, а стройного крылатого юношу, опирающегося на лук без тетивы, – у ног лежит сломанная стрела. К подарку прилагалось стихотворение «К Психее», и Розу изумила красота поэтических строк: в них не было острот, комплиментов, подшучивания, вместо сантиментов – благородство чувства: древний миф получил новую жизнь в словах, уместным образом описывавших деву Душу, которая искала достойную себя Любовь.

Роза раз за разом перечитывала стихотворение, сидя среди ало-золотых листьев, украшавших ее комнатку, и чем дальше, тем больше открывала в нем глубины и красоты; со строк, музыкой звучавших у нее в ушах, она переводила взгляд на дивную статуэтку, молчаливо ласкавшую ей взор. Все это было очень ей близко: изящно, совершенно, – Розе прискучили дорогие подарки, и она высоко оценила проявление таланта и тонкого вкуса своего кузена, решив, впрочем, что речь идет лишь о похвальном желании ее порадовать.

Весь день к ней заходили с ласковыми словами гости, Мак явился последним. Рядом с Розой была только Дульча, они наслаждались великолепным закатом, лившимся в западное окно: октябрь от всей души желал своей дочери спокойной ночи.

Роза обернулась, заслышав шаги, и, спустив с рук малышку, подошла к Маку – ее счастливое лицо было озарено светом вечерней зари. Она с благодарностью произнесла:

– Мак, какая прелесть! Даже не знаю, как тебя отблагодарить, разве что вот этим. – И, притянув к себе его голову, она наградила его, как и прочих, праздничным поцелуем.

На сей раз, впрочем, поцелуй произвел нежданное действие: Мак зарделся, потом побледнел; Роза же добавила лукаво, полагая тем самым прогнать застенчивость юного поэта:

– И никогда больше не говори, что не пишешь стихов, не называй свои строки чушью, я всегда знала, что ты гений, а теперь и вовсе в этом не сомневаюсь!

И тут Мак выпалил будто бы против воли:

– Нет. Дело не в гениальности, а в любви!

После этого она отстранилась, изумленная его откровенностью, он же добавил, пытаясь держать себя в руках, отчего голос звучал немного странно:

– Я не хотел этого говорить, но меня мучает твой самообман. Я обязан был открыть тебе правду; ты не должна целовать меня как кузена, если я люблю тебя всем сердцем и всей душой!

– Мак, не надо так шутить! – воскликнула ошарашенная Роза: она-то думала, что прекрасно знает, что творится в его сердце.

– Я серьезен, как никогда, – ответил он ровным голосом и так спокойно, что если бы не бледность перевозбуждения у него на лице, Роза усомнилась бы в его словах. – Хочешь –