Приехав по нужному адресу и подойдя к квартире, откуда раздавался невыносимый запах разложения, я узнала от оперативных работников, что там проживал одинокий полуслепой инвалид. Соседи видели его в последний раз около трех недель назад. А в это утро его приехал навестить бывший сослуживец, но не смог достучаться и дозвониться.

Поскольку из квартиры сильно и специфически пахло, сослуживец забил тревогу и позвал участкового, вместе с которым они взломали дверь. Источник запаха обнаружился сразу — когда вошедшие открыли дверь ванной комнаты, запертой на защелку снаружи, они с ужасом увидели зеленое раздувшееся тело старика, в брюках, куртке и зимних сапогах лежащее в ванне. Бордюр темно-красного цвета на внутренних стенках ванны свидетельствовал о том, что вода покрывала тело с головой, но позднее либо высохла, либо ушла в сток.

Учитывая, что старик выжившим из ума не был и, по свидетельству соседей, в одежде в ванне не купался, а кроме того, вряд ли исхитрился бы запереть за собой дверь ванной снаружи, мы выдвинули версию об умышленном убийстве. Забегая вперед, скажу, что зияющих ран на теле мы не обнаружили и проломов черепа — в том числе, но состояние трупа, пролежавшего взаперти около трех недель, не позволяло до вскрытия определить, имелись ли на нем хотя бы поверхностные, неглубокие повреждения. Судебный медик предположил механическую асфиксию, то есть удушение, или черепно-мозговую травму.

Итак, делать было нечего, мы приступили к осмотру.

Поскольку это было около пятнадцати лет назад и глухие убийства еще считались чрезвычайными происшествиями, на осмотр прислали аж двух экспертов-криминалистов — начальника отдела и его зама из экспертно-криминалистического управления ГУВД. Я обрадовалась, потому что оба были высококлассными специалистами, очень приятными людьми, и, кроме того, вдвоем они имели шанс управиться с обработкой места происшествия в два раза быстрее.

Был полдень. Я поставила табуретку на лестничной площадке и, зажимая нос, начала описание места обнаружения трупа в протоколе осмотра места происшествия. Рядом со мной стоял любезный оперативник от местного отдела милиции и курил одну сигарету за другой, старательно пуская дым прямо на меня. Мы тогда верили, что таким образом можно перебить запах гниения. Но, учитывая, что я вообще не курила, мне довольно быстро стало плохо, и было трудно сказать, от чего хуже — от трупного запаха или от табачного.

Криминалисты пока методично обрабатывали все поверхности в однокомнатной квартире покойного, собирая отпечатки следов рук. Они тихо возились в комнате, вполголоса переговариваясь между собой, а я с ужасом думала о том, что вскоре мне придется переставить табуретку в квартиру, с лестницы я не могла охватить осмотром все место происшествия. И вот этот миг настал.

Я водрузила табуретку посреди комнаты, закрыла нос шарфом и попыталась продолжить фиксацию результатов осмотра. У меня кружилась голова от трупной вони, на вопросы оперов и других членов дежурной группы я могла только кивать, но и от этого мне становилось плохо. Я только с удивлением взирала на криминалистов, на лицах которых не отражалось ровно никакого неудовольствия; один даже напевал песенку. Сама-то я раз в полчаса выходила на лестницу глотнуть свежего воздуха, а криминалисты возились себе и возились в квартире и весьма преуспели в собирании отпечатков пальцев.

На пятом часу осмотра один из криминалистов обратился ко мне с вопросом, не хочу ли я изюму, и достал из кармана пиджака пакетик с кишмишем. Преодолев тошноту, я отрицательно покачала головой, и он со словами «не хочешь — как хочешь» высыпал себе в рот весь пакетик и аппетитно зажевал. А потом спросил, почему у меня такое страдальческое лицо.

— Борис Михалыч, — простонала я, зажав нос шарфом, — мне худо от запаха.

— Какого запаха? — удивился он, методично двигая челюстями.

— Да от трупной вони! — воскликнула я. — Вы что, не чувствуете?

— Не-а, — жизнерадостно ответил эксперт. — У меня нос заложен. И у моего напарника тоже, это он меня заразил. А что, сильно пахнет?

Услышав такое, я страстно захотела заболеть насморком, причем немедленно. Но мое желание не сбылось, пришлось испить чашу осмотра до конца.

Пока я дохла от тошнотворного смрада, оперативники даром времени не теряли и выяснили, что у старика была сожительница — громогласная дама, страдающая алкоголизмом, которая везде таскала за собой своего малахольного сынка. Еще выяснилось, что дама и сыночек со скандалом покинули дом, где проживал старик, аккурат в тот день, когда старичка видели в последний раз. При этом были получены данные, что дама с сыном звонили и стучали к старику, а он категорически отказывался их впускать, рекомендовал им идти по сексуально-пешеходному маршруту, и эти их нервные переговоры переполошили всех соседей. Житель дома напротив даже видел, как худосочный молодой человек (по описаниям, сын сожительницы старика) залезал в квартиру деда через лоджию. Опера уже поехали за сожительницей и ее сыном и вскоре позвонили, сообщить, что везут их в РУВД.

Осмотр, начавшийся в полдень, продолжался уже восьмой час. Между тем мои лицемерные коллеги постоянно трезвонили в квартиру с вопросом, скоро ли я закончу, так как столы в честь Дня защитника Отечества уже давно накрыты и ждут только меня. Меня при этом стало тошнить уже не только от трупного запаха и от дыма сигарет, которым меня обкуривали, но и от голода, так как коллеги, желая приблизить момент, когда мы сядем за стол, не скупились на описания яств, украшавших праздничный стол. Там были, по их словам, и маринованные грибочки, и тресковый паштет, и всякие мясные деликатесы. Стоило мне после такого звонка взглянуть на труп, как именно мясные деликатесы вызывали у меня желание больше никогда не только не видеть их, но и ничего о них не слышать.

Но все на свете кончается, и вот наконец закончился и осмотр. Дождавшись приезда спецтранспорта за трупом и опечатав место происшествия, в полуобморочном состоянии я дотащилась до РУВД, где ожидали своей участи подозреваемые виновники. Изнемогая от дурноты, я наскоро допросила их; несмотря на их гневные отрицания своей причастности к убийству, уверилась в том, что это они пришили деда, и задержала их обоих на трое суток. Опера любезно предложили подбросить меня до прокуратуры и заверили, что к следующему утру будут знать полную картину происшедшего, поскольку камерная работа поставлена там грамотно.

Когда я добралась до места празднования Дня защитника Отечества, застолье уже закончилось, в разгаре были танцы. В ответ на мои вялые упреки коллеги мне ответили, что уже сил не было терпеть рядом с накрытым столом.