Шрифт:
Закладка:
Немного погодя камбала наглядно продемонстрировала мне, как она пользуется им. Молодая синеголовая, красивая рыбка, пестро раскрашенная в желтый, синий и черный цвета, покинула свое убежище под коралловым деревом и беспечно поплыла над самым дном по направлению к торчавшей из песка пальчатой губке. Камбала неподвижно лежала на месте, бугорком возвышаясь над поверхностью дна, и была совершенно незаметна. Внимательно наблюдая за ней, я видел, как ее расположенные на двух припухлостях глаза медленно поворачивались, следя за приближающейся синеголовкой. Не подозревая об опасности, рыбка подплывала все ближе, и, когда оказалась прямо над камбалой, та взметнулась вверх, подняв со дна белый песчаный вихрь, схватила рыбку и несколькими быстрыми глотательными движениями съела ее. Опустившись на дно, она встрепенулась, и взбаламученный песок, оседая, прикрыл ее. Камбала на некоторое время приняла легкий коричневатый оттенок, который быстро сошел на нет, и она снова стала неразличимой на фоне кораллов и светлого песка.
Очень скоро я обнаружил, что подобных притворщиков тут хоть отбавляй. Рядом со мной, на большой глыбе омертвелого коралла, располагалась целая клумба кукурузно-желтых «цветов» с изящными спиралеобразными лепестками. Длинные и нежные, эти лепестки были испещрены едва заметными темными поперечными полосками, придававшими цветам удивительно живописный вид. Я уже протянул было руку, чтобы дотронуться до одного из них, но, когда тень от моей ладони упала на «цветок», он стремительно втянулся в камень.
То же самое произошло со вторым цветком, едва я поднес к нему руку, и там, где только что были цветы, теперь виднелись лишь небольшие отверстия в камне. Это объяснило мне все: я имел дело вовсе не с цветами, а с морскими червями – длинными, извивающимися, необычными по форме существами, которые всю жизнь проводят в расщелинах скал. О том, какое впечатление произвело на меня это зрелище, и говорить нечего: представьте себе, что было бы с вами, если бы вы захотели сорвать в саду маргаритку или настурцию, а она вдруг возьми да и спрячься в землю! Десятки морских червей юркнули в свои норы от тени моей руки: вообразите себе, что вы идете по теплице, и все цветы закрываются, едва вы к ним подходите! И что удивительнее всего – когда солнце пряталось за облаками и на эти необыкновенные «цветы» ложилась тень, подобная той, которую отбрасывала моя рука, они продолжали преспокойно колыхаться в волнах прибоя.
То, что я назвал у этих червей-цветов лепестками, на самом деле является органом, при помощи которого они захватывают свою микроскопическую добычу и подносят ее ко рту. Вся их жизнь сводится к тому, чтобы неподвижно сидеть на месте с распущенными щупальцами и терпеливо ждать, пока ток воды не принесет им какой-либо пищи. Обычно со словом «червь» у нас связывается представление о чем-то низменном и гадком; червяк для нас – это скользкая тварь, живущая под землей, в сырости и мраке. Однако почти все черви, населяющие коралловый риф в прибрежных водах Инагуа, необыкновенно привлекательны на вид – трудно сказать почему. Уж не объясняется ли это тем, что быть некрасивым здесь, где все так и блещет красками, попросту говоря, неприлично?
Морские черви были здесь не единственными существами, выдававшими себя за растения. Ярко-красные, изумрудно-зеленые, коричневые и бледно-лиловые губки облепляли скалы наподобие мха всюду, где только было возможно. Мшанки[54] подделывались под лишайники, кружевной вязью покрывая размытости на коралле и оголенные места на стеблях морских вееров. Однако перещеголял всех краб, прикинувшийся садом! Я обнаружил это, когда целый кусок дна вместе с замаскированными под растения животными и мхом вдруг снялся с места и, прошагав между двумя бледно-лиловыми горгониями, опустился за фут до того места, где он только что был. Если бы крабу не вздумалось прогуляться, я так и не заметил бы его. На спине он нес несколько небольших актиний, изящную пальчатую губку и пучок желтых морских водорослей.
Поднявшись по склону, я вернулся к своему укромному местечку между двумя коралловыми глыбами. Прямо передо мной рыбы-попугаи сосредоточенно объедали водоросли со скал. Их было довольно много, и они группировались в зависимости от цвета – красного и синего, напоминая фантастически раскрашенное стадо коров. Я не случайно сравнил их с коровами, ибо они часами «пасутся» на скалах, соскабливая с них водоросли своими большими белыми зубами. В выражении их морд есть что-то коровье-тупое, а торчащие зубы придают всему их облику что-то лошадиное. Не успел я усесться, как всю стаю охватило необычайное возбуждение, и рыбы бросились врассыпную по норам и расщелинам в скалах. Я осмотрелся, желая установить причину переполоха: неподалеку, но уже вне пределов видимости, в толще воды на мгновение мелькнула какая-то огромная серая тень и снова растаяла в дымке. Трудно сказать, была ли это акула, во всяком случае, она больше не появлялась, и вскоре все рыбы-попугаи опять как ни в чем не бывало жевали свою жвачку. Каким-то образом они почуяли опасность и поспешили скрыться от врага, хотя – странное дело – рыбы других пород не выказали ни малейших признаков тревоги.
Поведение рыб-попугаев давало ключ к пониманию жизни всего этого подводного мира: каждого повсюду подстерегали свои опасности, каждый питался кем-нибудь другим, кто был поменьше или послабее его. Камбала, окрашенная под цвет морского дна, морские черви и актинии, имеющие вид растений, краб, несущий на себе целый подводный сад, – все это были примеры обмана, имеющего целью облегчить защиту от врагов и добывание пищи. Даже неподвижные коралловые деревья не являлись здесь исключением, ибо миллионы крошечных полипов, наподобие кожи обтягивавших их желтые ветви, имели ядовитые щупальца для умерщвления добычи.
Мало-помалу я начал улавливать определенные закономерности, которым была подчинена жизнь всех живых организмов на