Шрифт:
Закладка:
Куроки радовался как сумасшедший появлению близнецов – племянников – его семья вновь стала большой и ему в какой-то миг показалось, что больше-то и не нужно для счастливой жизни. Он взял на руки Хикари и чуть укачивая, поднес ее к старому книжному шкафу, ранее стоявшему в старом императорском дворце во времена Акихимо.
– Милая, – мужчина прижался к маленькому ушку своей маленькой дочурки. – Я очень хочу, что бы ты походила на нее.
Свободной рукой он легонько постучал ногтем по стеклу фоторамки, где были изображены Сакура и Анна. Он больше не запрещал себе думать об Анне, потому что начал считать, что это неразумное ребячество. В их несуразной, невероятной паре эгоистов – сердцем был он. Разум решил остаться в Грепиль. И, наверное, это было правильно.
Женщины поистине удивительные создания: они могут клясться в вечной любви, словно соловей, кидаясь на острые шипы розу и с тем же упрямством проживать всю жизнь с нелюбимым человеком.
Анна с удовольствием хотела бы больше походить на Скарлетт О`Хару, но увы, она могла себя описать лишь персонажем извечно усталым от себя самого, что до сих пор не понимает что же ему действительно от жизни нужно. Но с другой стороны: она поступила правильно, не дав своему сердцу (и гормонам в том числе) разрушить ее новый мир.
Есть влюбленность. Страсть. Увлечение. Любовь. Верность. И все эти оттенки чувств для нее относились к совершенно разным людям.
А что же он? Если бы у него был шанс вернуться в прошлое, смог бы он изменить историю? Стал бы? Куроки поцеловал Хикари в лоб и улыбнулся – нет. Ради нее, ради сына и Соры. Он просто не мог себе этого позволить.
Хотя… Кому он врет: сколько раз в своих мыслях он менял историю на корню, каждый новый раз, стараясь создать еще более идеальную картину. Вот только в большинстве случаев он все же оставался правителем Упонии. Если в двадцать три он бы и мог помыслить об отказе от трона, то сейчас, почувствовав вкус власти…
– Я двенадцать лет исправная католичка, – Анна передвинула очередную шахматную фигуру. Она с пятилетним Киардом, как и обычно, играла в шахматы на конфеты. Виктор сидел рядом с сыном и просматривал свежие утренние газеты. Семейная идиллия, не допускающая отсутствия бабушки, что сидела за компьютером и молодых, тихо переругивающиеся насчет свадьбы.
– Я почти восемь лет руковожу этим княжеством, забочусь о нем. А в ответ? – драматично закатив глаза Анна отвлеклась и не заметила, как Виктор подсказал ход сыну. Впрочем, она всегда потакала подобным действам, нередко, заручившись поддержкой матери, Киард выигрывал свои споры с дядей. Он уже такой взрослый – даже посещает детский сад при муниципальной школе.
– Да, ты истинная католичка, – чуть усмехнулся Виктор. Однажды, еще до рождения Киарда, она рассказала ему, почему так любит эти старинные неприветливые готические церкви. «В них живет тишина. И эта тишина не давит, она немного пугает, и почему-то сгибаются колени. А в голове пустота. Именно здесь я ощущаю, что есть кто-то могущественнее, чем человек. Такое она могла сказать лишь ему: не боясь усмешки или быть не понятой, и, конечно же, каждое такое мгновение, Анна понимала, как же ей повезло с мужем.
– Мог бы, и промолчать, – цокнула языком княгиня. Как бы она не старалась, не падать духом – эти религиозные волнения не просто выбивали ее из колеи, они проворачивали нож в ее спине.
– Ворчишь, как старуха, – вдовствующая княгиня Мария оторвалась от экрана компьютера и деловито поправила очки. – Скажи спасибо, что тебе не перемывают кости из – за Жанны и то, что большую часть жизни она прожила не здесь.
– Там роскранский дух, там Роскраной пахнет, – тут же откликалась та, щелкнув жениха по лбу. Тот лишь отмахнулся, продолжая что-то вырисовывать на листе.
– Это пусть они скажут мне «спасибо», за то я вышла замуж за гражданина Грепиль, а не за британца, как хотела, – беззлобно произнесла Анна и, посмотрев на мужа, заметила образовавшуюся складку между бровей. Он видно ожидал, что она вспомнит о Куроки. Нечаянно, нелепо. Но в доказательство тому, что она все еще о нем думает. День и ночь. Но к счастью, или увы, такого не происходило.
Виктор встал с кресла, чуть сжал плечо сына и в упор посмотрел на жену. Как ей показалось – слишком серьезно. Будто бы он снова бессмысленно ревнует, словно ей снова придется доказывать ему, что все его подозрения бессмысленны.
– Шах и мат, мама, – заявил, улыбаясь вовсю ширь Киард, разрядивший обстановку. Виктор, прокашлявшись, неожиданно рассмеялся.
– Где-то здесь должен быть злобный смех, – он начал картинно рыскать по своим карманам, вытаскивая все наружу.
Какая-то секунда и ничего и не было: к ним снова вернулась тишь да гладь. Может быть, это она хочет видеть в глазах мужа ревность? Или ей банально, снова хочется чувствовать эту душевную боль? Чувство вины?
23.03.2012
Все наконец-то закончилось и моя семья в полной мере может заняться будущим празднеством.
Хотя к чему я лгу?
Мне так хочется рассказать, что на душе остался такой неприятный горький осадок, что дает о себе знать, когда я даю волю себе расслабиться. Его ничем не вычерпать со дна моего сердца.
Еще Киард с Виктором умудрились заразиться гриппом. Даже не знаю, где они сумели подхватить эту заразу. Хотя… Они только недавно вернулись из Польши, где моя мама занималась патронажем. Но это уже не важно, ибо у меня «на руках» двое хныкающих ребенка (да два!), требующих моего ежеминутного внимания. И это за неделю до моего выступления на саммите. Они словно планировали.
А ты такой же капризный, когда болеешь? И все же до встречи в Брюсселе. Я буду хмурая и злая.
Твоя истинная католичка Анна.
– Выступление было… сносным, – министр Грепиль, чуть нахмурив лоб, постоянно поправлял ненужные очки на носу. Он решился – таки выразить свою точку зрения, с которой невозможно было не согласиться. И вправду ее выступление было скучным, слегка монотонным, и разбавленным в конце изящной шуткой.
– Спасибо, Роше, я знаю, – чуть протянула Анна, оглянувшись по сторонам: в свои тридцать два она умудрялась вести себя, как ребенок. Играть днем и никогда и никому до конца не показывать своих настоящих чувств, считая это слабостью. Она, конечно же, первой увидела идущего к ним Куроки (было удивительно, что он спровадил своего представителя)
