— Как там дела, Пепик? — спросил Зауэр мальчугана, стоявшего у тележки.

— Всё ругаются с хозяином насчет ключа. Уже ходили в полицию, и комиссар пришел сюда, и вон тот фараон тоже. Еще один там, внутри.

— Остается десять минут, — сказал Зауэр своему молчаливому товарищу. — Постой здесь, я схожу на разведку.

Он прошел мимо сохранявшего официальную невозмутимость полицейского и исчез в доме. Анна осталась с безмолвным Котрбой. «Так вот как обстоит дело, — думала она. — Квартиры-то еще нет, только идут переговоры. Да и полиция здесь! Вот вам и надежды на «Черную руку», вот вам и волнения сегодняшнего дня! Неужели Тоник верит, что они въедут?» Анне хотелось заплакать. Котрба закурил, не обращая внимания на Анну. Вид у него был такой, словно его ждет здесь работа, которую он выполнял уже много раз.

Тем временем во втором этаже, в квартире домовладельца, уже с полудня тянулись переговоры. Анна еще мыла посуду на кухне у Рубешей, когда к домовладельцу пришли Франта Зауэр, старый гончар Чермак, типограф Вик, подсобный рабочий Котрба — тот самый, что сейчас стоял внизу с Анной, и столяр Гонза Колар. С ними был и Тоник.

— Вам чего? — проворчал домовладелец, стоя в дверях. Это был белобрысый краснощекий толстяк лет сорока, разбогатевший во время войны на продуктовых поставках.

— Серьезный разговор, ваша милость, — сказал Франта Зауэр. Они втиснули домохозяина в переднюю и прошли прямо в комнату.

— Ну, в чем дело? — гаркнул домовладелец.

— Ваша милость, — начал Франта Зауэр, — у вас тут в третьем этаже есть пустая квартирка, одна комната с кухней, так вот мы пришли вас вежливенько попросить, чтобы вы сдали ее товарищу Кроусскому. Он тут с нами, разрешите представить: товарищ Антонин Кроусский, литейщик с заводов «Кольбен», очень порядочный человек, и господин домовладелец — Козлик. А я — Франта Зауэр с Жижкова.

— У меня нет свободных квартир, — проворчал домовладелец.

— Есть, ваша милость, есть! — возразил Франта Зауэр.

— Нету, — отрезал хозяин. — Эта квартира уже сдана.

— Знаем, ваша милость, знаем: сдана под склад. А это очень нехорошо — сдавать квартиры спекулянтам под склад, когда в Праге столько людей без жилья.

— Да и закон этого не разрешает, — вставил гончар Чермак.

— Вот именно, не разрешает! — подхватил Франта. — Но господин домовладелец — чуткой души человек, поглядите только, какое у него доброе лицо. Он уступит нам и без ссылок на законы, не правда ли, ваша милость?

Домохозяин побагровел.

— Я с вами больше не намерен разговаривать. Сказано, и точка! Нет у меня свободных квартир.

— «И точка»… Ай-ай-ай! Кто бы мог подумать, что вы такой несговорчивый! — удивился Франта Зауэр.

— Прошу вас больше не беспокоить меня и немедленно покинуть мой дом.

— Этого никак нельзя, ваша милость. Мы, видите ли, и есть «Черная рука» с Жижкова, и мы не уйдем отсюда, пока товарищ Кроусский с женой не получит квартиры в третьем этаже.

— Что вы такое затеяли? — взбеленился хозяин.

Тоник шагнул вперед. Глаза у него горели.

— Вы знаете, как не хватает квартир в Праге, — воскликнул он. — А вы спекулируете квартирой, сдаете ее под склад! Да понимаете ли вы…

— Погоди, Тоник, погоди, — прервал Франта, положив ему на плечо свою огромную руку. — Разве можно так сплеча? Надо не спеша и с толком. Ты не волнуйся сам и не нервируй господина домовладельца. Что, если его вдруг хватит удар? Это ведь будет на твоей совести. Уж ты лучше помолчи, Тоник. Что мы затеяли? — обернулся он к хозяину. — Очень простое дело, в котором мы не новички. Это дело мы уже провели раз тридцать, ха-ха! Товарищ Кроусский с женой въедет в квартиру, вот тогда мы и откланяемся. Очень просто, а?

— Ладно, — надулся хозяин. — Что мне тут с вами разговаривать! — Он смерил рабочих уничтожающим взглядом и выкрикнул угрозу, которая должна была ошеломить их: — Вот вызову полицию, пусть она с вами разбирается.

— Ой-ой-ой! — Франта хлопнул себя по бокам. — Это здорово придумано, ваша милость! Как это нам не пришло в голову! Сходим-ка в полицию, я там еще не бывал!

Хозяин схватился за телефонную трубку, но долго не мог дозвониться в участок. Рабочие посмеивались. Наконец, ему удалось соединиться с полицейским комиссаром.

— Ко мне в дом ворвалось шесть человек… совершенно незнакомые… — рассказывал взбешенный Козлик. — Требуют, чтобы я сдал им квартиру. Я обращаюсь в полицию за защитой!

Ему что-то ответили.

— Да! — крикнул он в телефон и повесил трубку. — В последний раз, — обратился он к рабочим, — спрашиваю вас: уйдете вы отсюда или нет?

— Нет! — крикнул Тоник.

— Погоди, Тоник, я ж говорил тебе, что надо не спеша и с толком. Ты же мне обещал…

— Нет! — хладнокровно ответил хозяину Чермак.

— Мы бы с удовольствием ушли, ваша милость, — сказал Франта Зауэр, — но только этого никак нельзя сделать, ведь на карту поставлена честь «Черной руки».

— Тогда пойдем в полицию! — загремел домовладелец.

— Пошли, ребята, в полицию, — ухмыльнулся Франта, — потолкуем о том о сем. До пяти часов еще много времени.

Они вышли на улицу. Франта Зауэр и Котрба отправились за Анной, а все остальные пошли в полицейский участок.

Полицейский комиссар сердито поглядел на вошедших. Это был не первый визит «Черной руки», и двоих из четырех посетителей он уже знал.

— «Черная рука»? — гаркнул он.

— Да, — угрюмо ответил старый Чермак.

Комиссар принял суровый и официальный вид.

— Слушайте, ребята, — сказал он, — вы хватили через край. Эти штучки плохо кончатся, вы на них чертовски обожжетесь… Итак, в чем дело, господин Козлик?

Козлик взволнованно заговорил. К нему, мол, вторглись какие-то самозванцы… где же демократия и порядок? У него уже получен задаток за эту квартирку, налоги платит он исправно… Комиссар слушал, скучая. Все это он слышал уже бог весть сколько раз и заранее знал, что ответят рабочие, если вступить с ними в спор. Комиссару было хорошо известно, насколько беспомощны жилищные отделы, он знал, что в его районе люди живут черт знает в каких трущобах — в подвалах, прачечных и сараях. Попусту тратить слова на все это не имело смысла, а пресечь нарушение порядка можно было только силою полицейского оружия, как это когда-то делали в старой Австро-Венгрии. Но это было запрещено. Правда, в стране все так быстро катилось к старому, что, отважься он, комиссар, на самочинные крутые меры, он, быть может, сделал бы блестящую карьеру. Но может случиться и обратное: за такую инициативу он поплатится головой, по крайней мере в переносном смысле слова.

Поэтому,